но как бы не держится ни на чем. Не на чем ему держаться. Только у существ и только в таком мире, где хрупко и неминуемо обречено все высокое и благородное, есть и возможна мысль, потому что такие существа можно назвать историческими существами. Они являются таковыми, поскольку находятся в точке, которая сама находится за какой-то бешено закрученной кривой, окруженной хаосом и гибелью.9"
- Чье это?
- Мераб Мамардашвилиviii, наш великий современник. Совсем недавно ушел из жизни. Мне посчастливилось однажды в Москве слушать его лекцию об античной философии. Очень сильно жил человек! По-Человечески... Ну, пойдем к метро. Тебе куда?
- На "Черную речку". Я на Савушкина живу.
Пока мы шли до "Чернышевской", я испытывал двойственное чувство. С одной стороны, я еще пребывал в эйфории. А с другой, недоумевал: зачем Кирилл взялся возиться со мной, "комментировать" мою жизнь? Мне было неловко. Уже на эскалаторе я спросил:
- Слушай, я тебе... чем-то обязан?
- Когда-нибудь ты поймешь, что это я обязан тебе. Звони... - пожал мне руку.
От метро до дома я шел три остановки пешком. Был теплый мартовский вечер. Впереди было что-то неизвестное, зовущее, манящее, но и пугающее (пока несильно). Я шел и улыбался сам себе...
Вот так в мою жизнь вошел Кирилл. Так в мою жизнь начал заглядывать Joker. Я еще напишу тебе, что было потом. Потом было много всего...
Три часа писал тебе это письмо. Устал, но рад, ведь все это время я ощущал тебя рядом. Спокойней стало. Хотя не спокойствия и не облегчения ищу я. Я начал рассказывать тебе о Joker'e, потому что жалею о том, что тогда, когда мы были вместе, не поведал тебе эту историю. Возможно, если бы ты поняла это, все сложилось бы иначе... Через полгода разлуки и разных испытаний я хочу сказать тебе то, в чем не был уверен в октябре и ноябре, то, в чем сейчас уверен, то, к чему я дошел: я люблю тебя, Анютка... И верю, что найду тебя, хоть и не знаю, что дальше...
Максим
(25.07.03)
3. Второе письмо Ане.
- "Я вас спросил: верите ли вы, что есть привидения?"...
- "Нет, ни за что не поверю", - с какой-то даже злобой вскричал Раскольников.
- "Нет? Вы так думаете?" - продолжал Свидригайлов, медленно посмотрев на него. - "Ну, а что если так рассудить: привидения - это, так сказать, клочки, обрывки других миров, их начала. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть. Потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одной земной жизнью для полноты и порядка. А чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, - тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше."
Федор Михайлович Достоевский "Преступление и наказание"
Письмо:
Здравствуй, Анюта!
Дней десять я не писал. За это время успел из Краснодара перебраться в Воронеж и провести там семинар. А сейчас еду на поезде - в Саратов. Вчера был последний день семинара, и мы ставили этюды из классической драматургии. И вот та роль, что когда-то исполнила ты, вчера досталась одной очень своеобразной девушке - Оле Андреевой. Тут двойное совпадение, поэтому я напишу поподробнее. Ты, наверное, помнишь тот монолог Нины Заречной, который произносится от имени Мировой Души: "Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, - словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли... Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно... Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа - это я... я... Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря и, Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь..."10
Тогда, когда мы репетировали это с тобой, я не уловил одной вещи, которая кажется мне важной сейчас (хотя тогда мы поставили все интуитивно так, что ты как раз сыграла как надо). Дело в том, что этот монолог должен быть очень драматичным. Я не знаю, был ли знаком Чехов с учением неоплатониковix о Мировой Душе, но монолог, который читает Заречная, это учение великолепно отражает, причем всего несколькими строками. Вот что пишет о Мировой Душе сам Плотинx (это из записных книжек, которые я вожу с собой - у меня тут чего только не выписано): "Поскольку Психея (женская Душа Мира) была наделена творческой силой, она возжелала обратить ее не на вечное настоящее, которое ее окружало, а на что-то другое. И возжелав создать подобие Вечности, она принялась времениться и породила Космос, подчиненный времени и пребывающий в ней самой, ибо сама она стала Временем..."11
И еще одно место оттуда же, которое, кстати, имеет уже прямое отношение к Joker'у (к этому я позже еще вернусь): "Материя нереальна, - она чистая и полная пассивность, принимающая любые универсальные формы, как их принимает зеркало; формы будоражат материю, не меняя ее сущности. Ее наполненность - это именно наполненность зеркала, прикидывающегося наполненным; но на самом деле оно пусто, это призрак, который не исчезает, потому что ему недостает сил даже на то, чтобы перестать быть..."12
Так вот, - Оля - девушка, страшно запустившая свою внешность (как она сама выражалась - "материальную оболочку"), толстая, неуклюжая, живущая по идиотскому принципу "от медитации до медитации" и пренебрегающая всем мирским (кстати, таких как она, - тысячи в современной "долбаной", - теперь я понимаю Кирилла, - эзотерической тусовке). Я и дал ей для проигрывания именно этот кусочек, чтобы ее "до печенок пробрало" сознание того, в какой заднице она живет, думая, что это-то и есть настоящий духовный рост. Естественно, сразу до нее не дошло. Она начала декламировать этот отрывок, размахивая руками и изображая нелепую улыбку. Я подошел к ней:
- Оля, чего ты улыбаешься? Тут ведь предельный накал драматизма. Вот смотри: "Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно..."
- Вот этого я и не могу взять в толк. Чего же страшного, когда тяжелые оковы материи наконец сброшены, и ты пребываешь на свободе, вмещая в себе все души?
- Читай внимательно. Она ведь говорит о безумном одиночестве. В ее возгласе - смертельная тоска по воплощению!
- Чего же хорошего в воплощении? Одни мучения!
- Вот! Тот образ жизни, которым ты живешь, и есть мучения. Ты же бежишь от воплощения, от необходимости привести свое тело в порядок... От отношений с мужиками, - понятно, ведь отец был мерзавцем по твоим представлениям, - отсюда и все дела...
- Выходит, я убегаю от жизни и это тупик?
- Выходит...
Когда Оля играла уже "на сцене" этот отрывок, она по-настоящему, искренне плакала. Сложно ей теперь будет жить - глаза открылись, и обратный путь к манихейству13 невозможен. Но, надеюсь, начнет постепенно оживать, хоть и трудно это...
Я вот к чему клоню: когда мы с тобой были вместе, мне казалось, что ты тоже каким-то образом тяготеешь к такому вот манихейству. Я не отдавал тогда себе в этом отчета, но именно из-за этого, из-за какой-то твоей набожности, - нет, не бросающейся в глаза, а проявляющейся исподволь, - как раз и появился у меня скепсис, потом раздражение, дальше - начало пропадать желание и угасать мое чувство к тебе. И только теперь, вспоминая ту искру раздражения, которая промелькнула у меня к Оле, я понял, что манихейство-то присуще и мне. Это я сам прячусь, отбрыкиваюсь от Живого... А ты... Ты ведь - мое зеркало, Анюта. Это я тебе тогда еще говорил, помнишь, когда сравнивал, что ты для меня как совесть, как Алеша Карамазов для брата своего Дмитрия14... Говорил, да, видимо, не понимал того, что сам сказал. Иначе бы все было по-другому... Теперь ведь тоже обратной дороги нет, и не вернуть тебя... Но я все же буду писать. Ехать мне еще часов пять. В купе все спят, - душно, жарко. А я попишу... Напишу, что же дальше-то было с Кириллом. И с Joker'ом...
После той встречи возле "Чернышевской", я не видел Кирилла около месяца. И потребности особой не было. Не скажу, что ушло беспокойство и ощущение отсутствия твердой опоры под ногами. Жить с этим ощущением стало сложнее, но разговор с Кириллом подбодрил меня. Появился какой-то привкус возвышенной трагичности жизни, и я даже сделал из этого повод для своеобразного самолюбования типа: я - человек, осознающий трагическую хрупкость бытия. Часто вспоминались слова Мераба Мамардашвили о неминуемой обреченности всего высокого и прекрасного, которому не на чем держаться в этом мире. Вспоминалось также из Кастанеды - о переживании ужаса и восторга от того, что ты человек... Короче говоря, возникшие беспокойство и шаткость как-то компенсировались романтизмом и патетикой. А тут еще я купил "Степного волка" Германа Гессеxi, о котором давно уже слышал, но пока руки не доходили. Прочитал на одном дыхании. В то время я был одержим Гештальттерапиейxii и Психодрамойxiii - я использовал эти методы в группе, которую вел на Психфаке, - и то, как у Гессе был описан "Магический Театр", завладело моим воображением, начавшим уже вынашивать идею нового метода работы. Были у Гессе фразы, которые прочно обосновались в моем уме: "...Как писатель строит драму из горстки фигур, так и мы строим из фигур нашего расщепленного "я" все новые группы с новыми играми и напряженностями, с вечно новыми ситуациями... Он взял фигуры, на которые распалась моя личность, всех этих стариков, юношей, детей, женщин, все эти веселые и грустные, сильные и нежные, ловкие и неуклюжие фигуры, и быстро расставил из них на своей доске партию, где они тотчас построились в группы и семьи для игр и борьбы, для дружбы и вражды, образуя мир в миниатюре.... и так этот умный строитель строил из фигур, каждая из которых была частью меня самого, одну партию за другой, все они отдаленно походили друг на друга, все явно принадлежали к одному и тому же миру, имели одно и то же происхождение, но каждая была целиком новой. - Это и есть искусство жить, - говорил он поучающе, - вы сами вольны впредь на все лады развивать и усложнять, оживлять и обогащать игру своей жизни... Фигуру, которая сегодня выросла в несносное пугало и портит вам партию, вы завтра понизите в чине... а из милой, бедной фигурки, обреченной, казалось, на сплошные неудачи и невезения, вы сделаете в следующей партии принцессу..."15
Так в течении двух недель у меня сформировалась идея Магического Театра. Было это в апреле девяносто пятого года, а через семь с половиной лет ты неоднократно видела то, что из этого получилось - действительно магический и действительно театр. В апреле девяносто пятого мне понятно было, что можно "разобрать" личность "главного героя" в группе на части, затем эти части, в качестве ролей, раздать остальным членам группы и дальше "строить партии". В принципе, что-то подобное я делал уже, занимаясь Психодрамой, но не хватало какого-то магического элемента - как сделать так, чтобы это была не Психодрама, а Магический Театр, где "фигуры" сами знали бы, что им делать и как играть. Для этого нужно было изобрести механизм передачи состояний. Как это делать, я пока только догадывался и вот с этими-то догадками и планом Магического Театра позвонил Кириллу. Он внимательно выслушал меня, затем произнес:
- Многообещающая идея. Но советую тебе не торопиться. В том, что ты собираешься делать мне видится и мощная сила, но и опасность. Можем встретиться, - я кое-что покажу тебе.
Кирилл через несколько дней зашел на Психфак и мы уселись в свободной аудитории. На этот раз он вытащил из рюкзака не книгу, а листы бумаги, испещренные мелким, но вполне разборчивым почерком.
- Это рукопись. Вся книга еще не готова. А автор - киевский психолог, экстремолог16 и, если угодно, маг, - Олег Бахтияров17. Мы с ним - хо...
Продолжение на следующей странцие...
