What the white gods had missed: they too are safe; То, что упустили белые боги: они спасены тоже;
A mother's eyes are on them and her arms Глаза Матери на них и ее руки
Stretched out in love desire her rebel sons. Простерли в любовном желании ее бунтарей-сыновей.
One who came love and lover and beloved Тот, кто пришел, любовь, возлюбленный, любящий
Eternal, built himself a wondrous field Вечный, сделал себя чудесной площадкой
And wove the measures of a marvellous dance. И ткал такты чудесного танца.
There in its circles and its magic turns В его кругах и в его поворотах магических,
Attracted he arrives, repelled he flees. Привлеченный, он прибывает, отталкиваемый, он убегает.
In the wild devious promptings of his mind В необузданных извилистых внушениях его разума
He tastes the honey of tears and puts off joy Он пробует мед слез и радость откладывает,
Repenting, and has laughter and has wrath, Раскаиваясь, смеется и гневается:
And both are a broken music of the soul То и другое - души неровная музыка,
Which seeks out reconciled its heavenly rhyme. Что отыскивает, успокоенная, свой небесный ритм.
Ever he comes to us across the years Всегда он приходит к нам через годы,
Bearing a new sweet face that is the old. Неся сладостный лик, новый и, все же, прежний.
His bliss laughs to us or it calls concealed Его блаженство смеется нам или зовет, скрытое,
Like a far-heard unseen entrancing flute Как далеко слышимая, незримая флейта
From moonlit branches in the throbbing woods, Из-за ветвей, залитых лунным светом в трепещущем лесе,
Tempting our angry search and passionate pain. Искушая наши сердитые поиски и страстную боль.
Disguised the Lover seeks and draws our souls. Скрытый маской Любимый ищет и наши души притягивает.
He named himself for me, grew Satyavan. Он назвался мне и стал Сатьяваном.
For we were man and woman from the first, Ибо мы изначально были мужчиной и женщиной,
The twin souls born from one undying fire. Двойные души, рожденные из одного бессмертного пламени.
Did he not dawn on me in other stars? Разве он на других звездах мне не являлся?
How has he through the thickets of the world Как он через заросли мира
Pursued me like a lion in the night Преследовал меня, словно лев в ночи,
And come upon me suddenly in the ways И вышел на меня внезапно в пути,
And seized me with his glorious golden leap! И схватил меня в своем чудесном прыжке золотом!
Unsatisfied he yearned for me through time, Неудовлетворенный, он во времени по мне тосковал,
Sometimes with wrath and sometimes with sweet peace Иногда с гневом, иногда со сладостным миром,
Desiring me since first the world began. Желая меня с тех пор, как мир впервые начался.
He rose like a wild wave out of the floods Он поднялся, как дикая волна половодья,
And dragged me helpless into seas of bliss. И потащил меня, беспомощную, в океаны блаженства.
Out of my curtained past his arms arrive; Из моего скрытого занавесом прошлого его руки настигли;
They have touched me like the soft persuading wind, Они коснулись меня, как тихий, убеждающий ветер,
They have plucked me like a glad and trembling flower, Они сорвали меня, как довольный, дрожащий цветок,
And clasped me happily burned in ruthless flame. Они обняли меня, счастливо горящую в безжалостном пламени.
I too have found him charmed in lovely forms Я тоже нашла его, им очарованная, в восхитительных формах
And run delighted to his distant voice И бежала, восторженная, на его голос далекий,
And pressed to him past many dreadful bars. И рвалась к нему, минуя много ужасных препятствий.
If there is a yet happier greater god, Если есть еще более счастливый бог и великий,
Let him first wear the face of Satyavan Пусть он сперва несет лик Сатьявана
And let his soul be one with him I love; И пусть его душа будет единой с тем, кого я люблю;
So let him seek me that I may desire. Пусть он ищет меня, чтоб его могла я желать.
For only one heart beats within my breast Ибо лишь одно сердце в груди моей бьется
And one god sits there throned. Advance, O Death, И один бог сидит там на троне. Вперед иди, Смерть,
Beyond the phantom beauty of this world; За пределы призрачной красоты этого мира;
For of its citizens I am not one. Ибо я - не его гражданин.
I cherish God the Fire, not God the Dream." Я лелею Бога Огня, не Бога Грезы".
But Death once more inflicted on her heart Но Смерть вновь ее сердце ударила
The majesty of his calm and dreadful voice: Величием своего спокойного и ужасного голоса:
"A bright hallucination are thy thoughts. "Твои мысли - галлюцинации светлые.
A prisoner haled by a spiritual cord, Пленник, волочимый духовной веревкой,
Of thy own sensuous will the ardent slave, Пылкий раб своего собственного желания чувственного,
Thou sendest eagle-poised to meet the sun Ты шлешь орлиные слова встречать солнце,
Words winged with the red splendour of thy heart. Окрыленные красным великолепием твоего сердца.
But knowledge dwells not in the passionate heart; Но знание не живет в страстном сердце;
The heart's words fall back unheard from Wisdom's throne. Слова сердца падают вниз, неуслышанными, от трона Мудрости.
Vain is thy longing to build heaven on earth. Тщетно твое стремление возвести небеса на земле.
Artificer of Ideal and Idea, Ремесленник Идеи и Идеала,
Mind, child of Matter in the womb of Life, Разум, дитя Материи в лоне Жизни,
To higher levels persuades his parents' steps: На более высокие уровни убеждает своих родителей встать,
Inapt, they follow ill the daring guide. Неумелые, они едва следуют за гидом отважным.
But Mind, a glorious traveller in the sky, Но Разум, славный путешественник в небе,
Walks lamely on the earth with footsteps slow; Идет хромая по земле медленным шагом;
Hardly he can mould the life's rebellious stuff, С трудом может он формировать вещество мятежное жизни,
Hardly can he hold the galloping hooves of sense: С трудом он галопирующие копыта чувства удерживает:
His thoughts look straight into the very heavens; Его мысли в самое небо прямо смотрят;
They draw their gold from a celestial mine, Они добывают свое золото из шахты небесной,
His acts work painfully a common ore. Его действия мучительно трудятся в обычной руде.
All thy high dreams were made by Matter's mind Все твои высокие грезы были разумом Материи сделаны,
To solace its dull work in Matter's jail, Чтобы в тюрьме Материи его скучную работу утешить,
Its only house where it alone seems true. Его единственный дом, где он один выглядит истинным.
A solid image of reality Убедительный образ реальности
Carved out of being to prop the works of Time, Из бытия высечен, чтоб подпереть труды Времени,
Matter on the firm earth sits strong and sure. Материя на прочной земле сидит крепко, уверенно.
It is the first-born of created things, Она - перворожденная в вещах сотворенных,
It stands the last when mind and life are slain, Она остается последней, когда жизнь и разум убиты,
And if it ended all would cease to be. Если б она прекратилась, весь мир бы быть перестал.
All else is only its outcome or its phase: Все остальное есть лишь ее результат или фаза:
Thy soul is a brief flower by the gardener Mind Твоя душа - это краткий цветок, что твоим садовником-Разумом
Created in thy matter's terrain plot; На участке земли твоей материи выращен;
It perishes with the plant on which it grows, Она гибнет с растением, на котором растет,
For from earth's sap it draws its heavenly hue: Ибо из сока земли она черпает свои оттенки небесные:
Thy thoughts are gleams that pass on Matter's verge, Твои мысли есть блики, что проходят на границе Материи,
Thy life a lapsing wave on Matter's sea. Твоя жизнь есть волна, что по морю Материи катится.
A careful steward of Truth's limited means, Заботливый дворецкий значений ограниченных Истины,
Treasuring her founded facts from the squandering Power, Хранящий ее установленные факты от расточительной Силы,
It tethers mind to the tent-posts of sense, К постовым будкам чувства она разум привязывает,
To a leaden grey routine clamps Life's caprice Каприз Жизни прикрепляет к свинцово-серой рутине
And ties all creatures with the cords of Law. И связывает все создания Закона веревками.
A vessel of transmuting alchemies, Сосуд трансмутирующей алхимии,
A glue that sticks together mind and life, Клей, соединяющий разум и жизнь,
If Matter fails, all crumbling cracks and falls. Если слабеет Материя, все, крошится и падает.
All upon Matter stands as on a rock. Все на Материи стоит как на камне.
Yet this security and guarantor Этот поручитель и гарант
Pressed for credentials an impostor proves: Настаивает на проверке верительных грамот, что самозванец показывает:
A cheat of substance where no substance is, Обман субстанцией, в которой субстанции нет,
An appearance and a symbol and a nought, Кажимость, символ, ничто,
Its forms have no original right to birth: Чьи формы не имеют изначального права рождаться:
Its aspect of a fixed stability Ее фиксированной стабильности аспект
Is the cover of a captive motion's swirl, Есть покров водоворота плененного движения,
An order of the steps of Energy's dance Порядка шагов танца Энергии,
Whose footmarks leave for ever the same signs, Чьи следы всегда оставляют прежние знаки,
A concrete face of unsubstantial Time, Конкретный лик несубстанционального Времени,
A trickle dotting the emptiness of Space: Капля, точками пустоту Пространства усеивающая:
A stable-seeming movement without change, Представляющееся стабильным движение без перемен,
Yet change arrives and the last change is death. Но перемены идут, и последняя перемена есть смерть.
What seemed most real once, is Nihil's show. Что когда-то казалось самым реальным, видимостью Ничто оказалось.
Its figures are snares that trap and prison the sense; Его фигуры - это ловушки, что чувство пленяют;
The beginningless Void was its artificer: Ее ремесленником была Пустота безначальная:
Nothing is there but aspects limned by Chance Здесь нет ничего, кроме аспектов, разрисованных Случаем,
And seeming shapes of seeming Energy. И кажущихся форм Энергии кажущейся.
All by Death's mercy breathe and live awhile, Все милостью Смерти дышит и живет какое-то время,
All think and act by the Inconscient's grace. Все благосклонностью Несознания мыслит и действует.
Addict of the roseate luxury of thy thoughts, Наркоман светлой роскоши своих мыслей,
Turn not thy gaze within thyself to look Не направляй свой взор внутрь себя, чтобы смотреть
At visions in the gleaming crystal, Mind, На видения в хрустале мерцающем, Разуме,
Close not thy lids to dream the forms of Gods. Не закрывай свои веки, чтобы видеть во сне формы Богов.
At last to open thy eyes consent and see Открой глаза, наконец, согласись и увидь
The stuff of which thou and the world are made. Вещество, из которого ты и мир сделаны.
Inconscient in the dumb inconscient Void Несознательный, в немой Пустоте несознательной
Inexplicably a moving world sprang forth: Необъяснимо движущийся мир прыгнул вперед:
Awhile secure, happily insensible, Какое-то время спокойный, счастливо бесчувственный,
It could not rest content with its own truth. Он не мог отдыхать, довольствуясь собственной правдой.
For something on its nescient breast was born Ибо на его неведающей груди рождено было что-то,
Condemned to see and know, to feel and love, Осужденное видеть и знать, ощущать и любить,
It watched its acts, imagined a soul within; Оно наблюдало его действия, придумывало душу внутри;
It groped for truth and dreamed of Self and God. Оно нащупывало правду, грезило о Себе и о Боге.
When all unconscious was, then all was well. Когда все бессознательным было, все было прекрасно.
I, Death, was king and kept my regal state, Я был царем и хранил свою царственность,
Designing my unwilled, unerring plan, Проектируя свой ненамеренный, безошибочный план,
Creating with a calm insentient heart. Творя со спокойным, бесчувственным сердцем.
In my sovereign power of unreality В моей суверенной мощи...
Продолжение на следующей странцие...
