a hurry of driving plains Ее зрение ловило равнин несущихся спешку,
And cloudy mountains and wide tawny streams, Облачные горы и широкие рыжие реки,
And cities climbed in minarets and towers И города, поднимающиеся в минаретах и башнях
Towards an unavailing changeless sky: К бесплодному неизменному небу:
Long quays and ghauts and harbours white with sails Длинные набережные, пристани, от парусов белые гавани
Challenged her sight awhile and then were gone. Занимали ее зрение недолго и скоро исчезли.
Amidst them travailed toiling multitudes Среди них напрягались в усилии трудящиеся множества
In ever shifting perishable groups, В постоянно меняющихся группах непрочных,
A foiled cinema of lit shadowy shapes Контрастное кино освещенных призрачных форм,
Enveloped in the grey mantle of a dream. Обернутых серой мантией грезы.
Imagining meanings in life's heavy drift, Придумывая смысл в тяжелом течении жизни,
They trusted in the uncertain environment Они доверяли окружению зыбкому
And waited for death to change their spirit's scene. И ждали смерти, чтоб сменить сцену их духа.
A savage din of labour and a tramp Дикий шум труда и топота
Of armoured life and the monotonous hum Бронированной жизни, гул монотонный
Of thoughts and acts that ever were the same, Мыслей и действий, вечно все тех же,
As if the dull reiterated drone Словно тупо повторяемое снова и снова жужжание
Of a great brute machine, beset her soul,- Великой животной машины окружало душу ее, -
A grey dissatisfied rumour like a ghost Серый звук недовольный, как призрак
Of the moaning of a loud unquiet sea. Стенаний шумного беспокойного моря.
A huge inhuman cyclopean voice, Огромный, бесчеловечный голос Циклопа,
A Babel-builders' song towering to heaven, Песня вавилонской башни строителей, к небесам поднимающаяся,
A throb of engines and the clang of tools Биение машин и лязг инструментов
Brought the deep undertone of labour's pain. Несли глубокий тон страдания труда.
As when pale lightnings tear a tortured sky, Как когда бледные молнии рвут небо измученное,
High overhead a cloud-rimmed series flared Высоко над головой освещая край туч,
Chasing like smoke from a red funnel driven, Несущихся, словно дым из красной трубы,
The forced creations of an ignorant Mind: Принуждаемые творения невежественного Разума:
Drifting she saw like pictured fragments flee Плывя, она видела, нарисованным фрагментам подобные, бежали
Phantoms of human thought and baffled hopes, Фантомы человеческой мысли и надежды несбывшиеся,
The shapes of Nature and the arts of man, Формы Природы и искусства людей,
Philosophies and disciplines and laws, Философии, дисциплины, законы,
And the dead spirit of old societies, Мертвый дух прежних обществ,
Constructions of the Titan and the worm. Конструкции червя и Титана.
As if lost remnants of forgotten light, Словно утерянные остатки забытого света,
Before her mind there fled with trailing wings Перед ее разумом летели со свисавшими крыльями
Dimmed revelations and delivering words, Откровения смутные и слова избавляющие,
Emptied of their mission and their strength to save, Исчерпавшие свою миссию и свою способность спасти,
The messages of the evangelist gods, Послания евангелистов-богов,
Voices of prophets, scripts of vanishing creeds. Голоса пророков, писания вер исчезающих.
Each in its hour eternal claimed went by: Каждое, претендовавшее в свой час на вечность, шло мимо:
Ideals, systems, sciences, poems, crafts Идеалы, системы, науки, поэмы, искусства
Tireless there perished and again recurred, Неустанно гибли и вновь возвращались,
Sought restlessly by some creative Power; Разыскиваемые некой созидательной Силой без устали;
But all were dreams crossing an empty vast. Но все были грезами, пересекающими пустую обширность.
Ascetic voices called of lonely seers Аскетические голоса одиноких провидцев звали
On mountain summits or by river banks На вершины гор или у речных берегов
Or from the desolate heart of forest glades Или из сердца заброшенного лесных полян,
Seeking heaven's rest or the spirit's worldless peace, Ища отдых небес или внемировой покой духа,
Or in bodies motionless like statues, fixed Или в телах, неподвижных как изваяния, твердых,
In tranced cessations of their sleepless thought В трансе-прекращении их мысли бессонной,
Sat sleeping souls, and this too was a dream. Сидели спящие души, и это тоже грезою было.
All things the past has made and slain were there, Все вещи, сотворенные и убитые прошлым, здесь были,
Its lost forgotten forms that once had lived, Его утерянные, забытые формы, что жили когда-то,
And all the present loves as new-revealed Все, что ценится ныне как открытое заново,
And all the hopes the future brings had failed И все надежды, что несет будущее, здесь потерпели уже неудачу,
Already, caught and spent in efforts vain, Уже пойманы и отброшены в усилиях тщетных,
Repeated fruitlessly age after age. Повторяемые век за веком бесплодно.
Unwearied all returned insisting still Неутомимо все возвращалось, настаивая все еще,
Because of joy in the anguish of pursuit Из-за радости в муке поисков
And joy to labour and to win and lose И радости трудиться, побеждать и терять,
And joy to create and keep and joy to kill. Радости творить, хранить, убивать.
The rolling cycles passed and came again, Вращающиеся циклы проходили и вновь возвращались,
Brought the same toils and the same barren end, Несли тот же труд и тот же бесплодный конец,
Forms ever new and ever old, the long Формы всегда новые и всегда старые, долгие
Appalling revolutions of the world. Ужасные революции мира.
Once more arose the great destroying Voice: Вновь поднялся великий разрушающий Голос:
Across the fruitless labour of the worlds Через труд бесплодный миров
His huge denial's all-defeating might Его всеотменяющая огромного отрицания мощь
Pursued the ignorant march of dolorous Time. Преследовала невежественный марш печального Времени:
"Behold the figures of this symbol realm, "Посмотри на фигуры этого символического царства,
Its solid outlines of creative dream На его прочные контуры созидательной грезы,
Inspiring the great concrete tasks of earth. Вдохновляющие великие конкретные задачи земли.
In its motion-parable of human life В его движении-параболе человеческой жизни
Here thou canst trace the outcome Nature gives Можешь ты проследить результат, к которому приводит Природа
To the sin of being and the error in things Грех существа и ошибку в вещах,
And the desire that compels to live И желание, что жить заставляет,
And man's incurable malady of hope. И неизлечимую болезнь человека, надежду.
In an immutable order's hierarchy В неизменном порядке иерархии,
Where Nature changes not, man cannot change: Где Природа не изменяется, человек измениться не может:
Ever he obeys her fixed mutation's law; Он всегда повинуется ее фиксированной мутации закону;
In a new version of her oft-told tale В новой версии ее истории, часто рассказываемой,
In ever-wheeling cycles turns the race. В вечно кружащихся циклах крутится раса.
His mind is pent in circling boundaries: Его разум заперт в границах вращающихся:
For mind is man, beyond thought he cannot soar. Ибо человек - это ум, за пределами мысли он не может парить.
If he could leave his limits he would be safe: Если б он смог оставить свои границы, он был бы спасен:
He sees but cannot mount to his greater heavens; Он видит, но на свои более великие небеса подняться не может;
Even winged, he sinks back to his native soil. Даже окрыленный, он на родную почву назад опускается.
He is a captive in his net of mind Он - пленник в своих сетях разума,
And beats soul-wings against the walls of life. Он крыльями души бьет по стенам жизни.
In vain his heart lifts up its yearning prayer, Тщетно его сердце свою страстную поднимает мольбу,
Peopling with brilliant Gods the formless Void; Яркими Богами бесформенную Пустоту населяя;
Then disappointed to the Void he turns Затем, разочарованный, он к Пустоте поворачивает
And in its happy nothingness asks release, И в ее счастливом ничто освобождения просит,
The calm Nirvana of his dream of self: Спокойной Нирваны своей мечты о себе:
The Word in silence ends, in Nought the name. В молчании кончается Слово, в Ничто - имя.
Apart amid the mortal multitudes, Обособленное от смертных множеств,
He calls the Godhead incommunicable Божество несообщающееся он призывает
To be the lover of his lonely soul Стать возлюбленным его одинокой души
Or casts his spirit into its void embrace. Или поймать его дух в пустые объятия,
Or he finds his copy in the impartial All; Или свою копню в безучастном Все он находит,
He imparts to the Immobile his own will, Свою собственную волю он придает Неподвижному.
Attributes to the Eternal wrath and love Приписывает Вечному гнев и любовь
And to the Ineffable lends a thousand names. И тысячи имен присваивает Невыразимому.
Hope not to call God down into his life. Нет надежды призвать Бога вниз в его жизнь.
How shalt thou bring the Everlasting here? Как ты принесешь сюда Вечного?
There is no house for him in hurrying Time. Нет для него дома в торопящемся Времени.
Vainly thou seekst in Matter's world an aim; Тщетно ты ищешь в мире Материи цель;
No aim is there, only a will to be. Нет цели здесь, лишь желание быть.
All walk by Nature bound for ever the same. Все в границах Природы идет всегда прежнее.
Look on these forms that stay awhile and pass, Посмотри на эти формы, что остаются недолго и уходят,
These lives that long and strive, then are no more, На эти жизни, что стремятся и борются, затем их нет уже больше,
These structures that have no abiding truth, На эти структуры, что не имеют живущей долго истины,
The saviour creeds that cannot save themselves, На кредо спасительные, что себя не могут спасти,
But perish in the strangling hands of the years, А гибнут в душащих руках лет,
Discarded from man's thought, proved false by Time, Отверженные из человеческой мысли, фальшь, доказанная Временем,
Philosophies that strip all problems bare На философии, что все проблемы донага раздевают,
But nothing ever have solved since earth began, Но ничего не решили с тех пор, как земля началась,
And sciences omnipotent in vain И науки всемогущие тщетны,
By which men learn of what the suns are made, Которыми человек изучает, из чего сделаны солнца,
Transform all forms to serve their outward needs, Трансформирует все формы, чтобы обслужить свои внешние нужды,
Ride through the sky and sail beneath the sea, Он гуляет по небу, плывет по морям,
But learn not what they are or why they came; Но не знает, кто он и зачем он пришел;
These polities, architectures of man's brain, На эту политику, архитектуру ума человека,
That, bricked with evil and good, wall in man's spirit Что, облицованная злом и добром стена в человеческом духе,
And, fissured houses, palace at once and jail, Потрескавшийся дворец и, в то же время, тюрьма,
Rot while they reign and crumble before they crash; Гниет, пока царствует, и перед крахом крошится;
These revolutions, demon or drunken god, На революции эти, пьяного бога иль демона,
Convulsing the wounded body of mankind Сотрясающие человечества тело израненное,
Only to paint in new colours an old face; Лишь чтобы раскрасить лик прежний новыми красками;
These wars, carnage triumphant, ruin gone mad, На эти войны, резню триумфальную, крушение, разорительное безумие,
The work of centuries vanishing in an hour, Труд веков за час исчезает,
The blood of the vanquished and the victor's crown Кровь побежденных и венец победителя,
Which men to be born must pay for with their pain, Который люди, чтобы быть рождены, должны оплачивать болью,
The hero's face divine on satyr's limbs, Лик героя божественный на членах сатира,
The demon's grandeur mixed with the demigod's, Величие демона смешано с полубога величием,
The glory and the beasthood and the shame; Слава, скотство и срам;
Why is it all, the labour and the din, За...
Продолжение на следующей странцие...
