Вечные пространства еще откроются мне,
While round us strange horizons far recede, Пока странные горизонты вокруг нас далеко отступают,
Travelling together the immense unknown. Путешествующих вместе в обширном неведомом.
For I who have trod with him the tracts of Time, Ибо я, что шла с ним по путям Времени,
Can meet behind his steps whatever night Позади его шагов любую ночь могу встретить
Or unimaginable stupendous dawn Или изумительный невообразимый рассвет,
Breaks on our spirits in the untrod Beyond. Что прольется на нас в Запредельном нехоженом.
Wherever thou leadst his soul I shall pursue." Куда бы ты не вел его душу, я буду преследовать".
But to her claim opposed, implacable, Но противостоя ее требованию, неумолимый,
Insisting on the immutable Decree, Утверждая непреложный Декрет,
Insisting on the immitigable Law Утверждая неумолимый Закон
And the insignificance of created things, И сотворенных созданий ничтожность,
Out of the rolling wastes of night there came Долетел из катящихся пустошей ночи
Born from the enigma of the unknowable depths Рожденный из загадки непостижимых глубин
A voice of majesty and appalling scorn. Голос величия и насмешки пугающей.
As when the storm-haired Titan-striding sea Подобно тому, как когда штормоволосое море-Титан
Throws on a swimmer its tremendous laugh Бросает пловцу грозный смех,
Remembering all the joy its waves have drowned, Вспоминая всю радость, что волны его утопили,
So from the darkness of the sovereign night Так из тьмы суверенной ночи
Against the Woman's boundless heart arose Против безграничного сердца Женщины поднялся
The almighty cry of universal Death. Вселенской Смерти крик всемогущий:
"Hast thou god-wings or feet that tread my stars, "Имеешь ты крылья бога или ноги, что на звезды мои могут встать,
Frail creature with the courage that aspires, Создание хрупкое, что домогается с храбростью,
Forgetting thy bounds of thought, thy mortal role? Забывая свои границы мысли, свою смертную роль?
Their orbs were coiled before thy soul was formed. Их орбиты были проложены прежде, чем твоя душа сформирована.
I, Death, created them out of my void; Я, Смерть, создал их из моей пустоты;
All things I have built in them and I destroy. Все вещи на них я воздвиг и все разрушаю.
I made the worlds my net, each joy a mesh. Я сделал миры своей сетью, каждая радость - петля.
A Hunger amorous of its suffering prey, Голод, влюбленный в свою жертву страдающую,
Life that devours, my image see in things. Жизнь, что пожирает: таков мой образ в вещах.
Mortal, whose spirit is my wandering breath, Смертный, чей дух есть мое дыхание скитающееся,
Whose transience was imagined by my smile, Чья скоротечность была придумана улыбкой моей,
Flee clutching thy poor gains to thy trembling breast Беги, свою жалкую добычу прижимая к груди своей трепетной,
Pierced by my pangs Time shall not soon appease. Пронзенной моей острой болью, которую не скоро Время залечит.
Blind slave of my deaf force whom I compel Слепой раб моей глухой силы, которого я заставляю
To sin that I may punish, to desire Грешить, за что могу я наказывать, желать,
That I may scourge thee with despair and grief За что я могу бичевать тебя отчаянием, горем,
And thou come bleeding to me at the last, И ты придешь, кровоточа, ко мне, наконец.
Thy nothingness recognised, my greatness known, Твое ничтожество узнано, мое величие известно,
Turn nor attempt forbidden happy fields Не пытайся попасть на запретные, счастливые земли,
Meant for the souls that can obey my law, Предназначенные душам, что могут моему повиноваться закону,
Lest in their sombre shrines thy tread awake Чтобы в их мрачных часовнях твоя поступь не разбудила
From their uneasy iron-hearted sleep От тревожного железносердечного сна
The Furies who avenge fulfilled desire. Фурий, которые мстят осуществленным желаниям.
Dread lest in skies where passion hoped to live, Страшись, чтоб в небесах, где страсть надеялась жить,
The Unknown's lightnings start and, terrified, Где берут начало Неведомого молнии, ужаснувшаяся,
Lone, sobbing, hunted by the hounds of heaven, Одинокая, рыдающая, преследуемая гончими неба,
A wounded and forsaken soul thou flee Израненная и покинутая душа, ты не спасалась
Through the long torture of the centuries, Сквозь долгую пытку столетий,
Nor many lives exhaust the tireless Wrath Не многие жизни неутомимый Гнев истощают,
Hell cannot slake nor Heaven's mercy assuage. Который утолить Ад не может и смягчить небесная милость.
I will take from thee the black eternal grip: Я сниму с тебя черную вечную хватку:
Clasping in thy heart thy fate's exiguous dole Сжимая в сердце своей судьбы мелкие горести,
Depart in peace, if peace for man is just." Ступай с миром, если для человека есть мир".
But Savitri answered meeting scorn with scorn, Но Савитри ответила, встречая насмешку насмешкой,
The mortal woman to the dreadful Lord: Смертная женщина Господину ужасному:
"Who is this God imagined by thy night, "Кто этот Бог, которого придумала ночь,
Contemptuously creating worlds disdained, Презренные миры создающий презрительно,
Who made for vanity the brilliant stars? Что сделал для тщеты лучистые звезды?
Not he who has reared his temple in my thoughts Не он свой храм возвел в моих мыслях
And made his sacred floor my human heart. И сделал его священный пол моим человеческим сердцем.
My God is will and triumphs in his paths, Мой Бог - это воля и триумфы на дорогах его,
My God is love and sweetly suffers all. Мой Бог - это любовь и все страдания сладостные.
To him I have offered hope for sacrifice Ему предложила надежду я в жертву,
And gave my longings as a sacrament. Мои страстные желания отдала как обет.
Who shall prohibit or hedge in his course, Кто запретит или воспрепятствует его ходу,
The wonderful, the charioteer, the swift? Быстрому, чудесному возничему?
A traveller of the million roads of life, Путешественник миллионов дорог жизни,
His steps familiar with the lights of heaven Его шаги, со светилами небес близко знакомые,
Tread without pain the sword-paved courts of hell; Ступают без боли по мощеным мечами площадям ада;
There he descends to edge eternal joy. Туда он спускается точить вечную радость.
Love's golden wings have power to fan thy void: Золотые крылья любви имеют силу развеять твою пустоту:
The eyes of love gaze starlike through death's night, Глаза любви, подобные звездам, смотрят через ночь смерти,
The feet of love tread naked hardest worlds. Нагие ноги любви ступают по самым твердым мирам.
He labours in the depths, exults on the heights; Она трудится в глубинах, в высотах ликует;
He shall remake thy universe, O Death." Она твою вселенную, о Смерть, переделает".
She spoke and for a while no voice replied, Она сказала и какое-то время не отвечал голос ей,
While still they travelled through the trackless night Они по бездорожной шли ночи
And still that gleam was like a pallid eye И тот проблеск был, как бледный глаз,
Troubling the darkness with its doubtful gaze. Беспокоящий тьму своим взором неясным.
Then once more came a deep and perilous pause Затем вновь наступила глубокая и опасная пауза
In that unreal journey through blind Nought; В том нереальном путешествии через слепое Ничто;
Once more a Thought, a Word in the void arose Еще раз Мысль, Слово в пустоте поднялись
And Death made answer to the human soul: И Смерть дала ответ душе человека:
"What is thy hope? to what dost thou aspire? "На что ты надеешься? К чему ты стремишься?
This is thy body's sweetest lure of bliss, Это - твоего тела сладчайшая приманка блаженства,
Assailed by pain, a frail precarious form, Хрупкой, ненадежной формы, атакованной болью,
To please for a few years thy faltering sense Услаждать несколько лет твое запинающееся чувство
With honey of physical longings and the heart's fire Медом физической сладости и огнем сердца,
And, a vain oneness seeking, to embrace Тщетно единства ища, чтобы обнять
The brilliant idol of a fugitive hour. Сверкающего идола мимолетного часа.
And thou, what art thou, soul, thou glorious dream И ты, что есть ты, душа, ты - славная греза,
Of brief emotions made and glittering thoughts, Созданная краткими эмоциями и блестящими мыслями,
A thin dance of fireflies speeding through the night, Светлячков хрупкий танец, спешащих сквозь ночь,
A sparkling ferment in life's sunlit mire? Искрящийся фермент в освещенной грязи жизни?
Wilt thou claim immortality, O heart, Ты что же, потребуешь бессмертия, сердце,
Crying against the eternal witnesses Крича вопреки вечным свидетельствам,
That thou and he are endless powers and last? Что ты и он - нескончаемые и бесконечные силы?
Death only lasts and the inconscient Void. Только Смерть продолжается и Пустота несознательная,
I only am eternal and endure. Только я вечен и нескончаем.
I am the shapeless formidable Vast, Я - грозная Обширность бесформенная,
I am the emptiness that men call Space, Я - пустота, которую люди Пространством зовут,
I am a timeless Nothingness carrying all, Я - безвременное Ничто, несущее все,
I am the Illimitable, the mute Alone. Я - Неограничиваемый, немое Одно.
I, Death, am He; there is no other God. Я, Смерть, есть Он; нет Бога иного.
All from my depths are born, they live by death; Все из моих глубин рождены, все живут смертью:
All to my depths return and are no more. Все в мои глубины вернутся и больше не будут.
I have made a world by my inconscient Force. Я создал мир своей несознательной Силой.
My Force is Nature that creates and slays Моя Сила - Природа, что созидает и убивает
The hearts that hope, the limbs that long to live. Сердца, что надеются, члены, что хотят жить.
I have made man her instrument and slave, Я человека ее инструментом и рабом сделал,
His body I made my banquet, his life my food. Его тело я своим сделал пиром, его жизнь - своей пищей.
Man has no other help but only Death; Человек помощи иной не имеет, кроме как Смерти;
He comes to me at his end for rest and peace. Он приходит ко мне в своем конце за отдохновением и миром.
I, Death, am the one refuge of thy soul. Я, Смерть, твоей души единственное убежище.
The Gods to whom man prays can help not man; Боги, которым человек молится, ему не могут помочь;
They are my imaginations and my moods Они есть мои вымыслы и мои настроения,
Reflected in him by illusion's power. Отраженные в человеке силой иллюзии.
That which thou seest as thy immortal self То, что ты видишь как свою бессмертную самость,-
Is a shadowy icon of my infinite, Это тенистая икона моей бесконечности,
Is Death in thee dreaming of eternity. Это Смерть в тебе, о вечности грезящая.
I am the Immobile in which all things move, Я есть Неподвижный, в котором все движутся,
I am the nude Inane in which they cease: Я - нагая Пустота, в которой они прекращаются:
I have no body and no tongue to speak, У меня нет ни тела, ни языка говорить,
I commune not with human eye and ear; Я не общаюсь с человеческим глазом и ухом;
Only thy thought gave a figure to my void. Лишь твои мысли придают фигуры моей пустоте.
Because, O aspirant to divinity, Лишь потому, о претендент на божественность,
Thou calledst me to wrestle with thy soul, Что ты призывала меня со своею душою бороться,
I have assumed a face, a form, a voice. Я притворился лицом, формой и голосом.
But if there were a Being witnessing all, Но если бы в тебе и было Существо, свидетель всему,
How should he help thy passionate desire? Как бы оно помогло твоему желанию страстному?
Aloof he watches sole and absolute, В стороне оно наблюдает, одинокое и абсолютное,
Indifferent to thy cry in nameless calm. Равнодушное к твоему крику в безымянном покое.
His being is pure, unwounded, motionless, one. Его существо чисто, не изранено, неподвижно, одно.
One endless watches the inconscient scene Один бесконечный наблюдает бессознательную сцену,
Where all things perish, as the foam the stars. Где все вещи гибнут, как пену звезд.
The One lives for ever. There no Satyava...
Продолжение на следующей странцие...
