The immortal calm of his tremendous gaze: Бессмертное спокойствие своего страшного взора:
"Although thou hast survived the unborn void "Хотя ты и выжила, пустота нерожденная,
Which never shall forgive, while Time endures, Которой никогда не прощу, пока длится Время,
The primal violence that fashioned thought, Первобытное неистовство, что мысль формирует,
Forcing the immobile vast to suffer and live, Заставляя неподвижную обширность жить и страдать,
This sorrowful victory only hast thou won Лишь печальная победа тобою одержана,
To live for a little without Satyavan. Пожить без Сатьявана немного.
What shall the ancient goddess give to thee Что богиня даст тебе древняя,
Who helps thy heart-beats? Only she prolongs Помогающая ударам твоего сердца? Она лишь продлевает
The nothing dreamed existence and delays Ничто, существующим выдуманное, и откладывает
With the labour of living thy eternal sleep. Трудом жизни твой вечный сон.
A fragile miracle of thinking clay, Хрупкое чудо мыслящей глины,
Armed with illusions walks the child of Time. Вооруженный иллюзиями ребенок Времени.
To fill the void around he feels and dreads, Заполнить вокруг пустоту, которую он боится и ощущает,
The void he came from and to which he goes, Пустоту, из которой пришел он и в которую он возвращается,
He magnifies his self and names it God. Он восхваляет свою самость и Богом ее именует.
He calls the heavens to help his suffering hopes. Он зовет небеса помочь его надеждам страдающим.
He sees above him with a longing heart Над собой он видит жаждущим сердцем
Bare spaces more unconscious than himself Нагие пространства, более бессознательные, чем он сам,
That have not even his privilege of mind, Что не имеют даже его привилегии разума,
And empty of all but their unreal blue, Пустые ото всего, кроме своей синевы нереальной,
And peoples them with bright and merciful powers. Он заселяет своими светлыми и милосердными силами.
For the sea roars around him and earth quakes Ибо море ревет вокруг него и земля разверзается
Beneath his steps, and fire is at his doors, Под шагами его, огонь - его двери,
And death prowls baying through the woods of life. И смерть рыщет по лесам жизни охотясь.
Moved by the Presences with which he yearns, Движимый Присутствием, с которым стремится,
He offers in implacable shrines his soul Свою душу он предлагает в неумолимых часовнях
And clothes all with the beauty of his dreams. И одевает все красотой своих грез.
The gods who watch the earth with sleepless eyes Боги, что видят землю глазами бессонными
And guide its giant stumblings through the void, И ведут ее гигантские запинки сквозь пустоту,
Have given to man the burden of his mind; Дали человеку его разума бремя;
In his unwilling heart they have lit their fires В его нерасположенном сердце свои огни засветили
And sown in it incurable unrest. И неизлечимое беспокойство посеяли в нем.
His mind is a hunter upon tracks unknown; Его разум - охотник на тропинках неведомых;
Amusing Time with vain discovery, Развлекая Время открытиями тщетными,
He deepens with thought the mystery of his fate Он углубляет мистерию своей судьбы мыслью,
And turns to song his laughter and his tears. Воспевает смех свой и слезы.
His mortality vexing with the immortal's dreams, Его смертность беспокоя бессмертия грезами,
Troubling his transience with the infinite's breath, Дыханием бесконечности его скоротечность тревожа,
They gave him hungers which no food can fill; Они дают ему голод, утолить который нет пищи;
He is the cattle of the shepherd gods. Он - рогатый скот богов-пастухов.
His body the tether with which he is tied, Его тело - привязь, которой он связан,
They cast for fodder grief and hope and joy: Как корм они бросают надежду, радость и горе:
His pasture ground they have fenced with Ignorance. Землю его пастбища они оградили Неведением.
Into his fragile undefended breast В его хрупкую, незащищенную грудь
They have breathed a courage that is met by death, Они вдохнули храбрость, что встречается смертью,
They have given a wisdom that is mocked by night, Они дали мудрость, которую осмеивает ночь,
They have traced a journey that foresees no goal. Они начертали маршруты, на которых цели не видно.
Aimless man toils in an uncertain world, Бесцельно человек трудится в неуверенном мире,
Lulled by inconstant pauses of his pain, Баюкаемый непостоянными перерывами его боли,
Scourged like a beast by the infinite desire, Бичуемый бесконечными желаниями, как зверь,
Bound to the chariot of the dreadful gods. Привязанный к колеснице ужасных богов.
But if thou still canst hope and still wouldst love, Но если ты еще можешь надеяться и еще хочешь любить,
Return to thy body's shell, thy tie to earth, Вернись в скорлупу своего тела, свои узы с землей,
And with thy heart's little remnants try to live. И жить с малым остатком своего сердца попробуй.
Hope not to win back to thee Satyavan. Не надейся отвоевать себе своего Сатьявана.
Yet since thy strength deserves no trivial crown, Но так как твоя сила не заслуживает тривиальной короны,
Gifts I can give to soothe thy wounded life. Твоей раненной жизни в подарок утешение я могу дать.
The pacts which transient beings make with fate, Договор, который мимолетные существа заключить с судьбой могут,
And the wayside sweetness earth-bound hearts would pluck, Придорожную сладость, которую срывают сердца, землей ограниченные,
These if thy will accepts make freely thine. Она, если ты пожелаешь принять, станет всецело твоей.
Choose a life's hopes for thy deceiving prize." Избери жизни надежды своим призом обманчивым".
As ceased the ruthless and tremendous Voice, Когда безжалостный страшный Голос замолк,
Unendingly there rose in Savitri, Бесконечно поднимались в Савитри,
Like moonlit ridges on a shuddering flood, Как залитые луной гребни содрогающегося паводка,
A stir of thoughts out of some silence born Движения мыслей, рожденные из безмолвия некоего,
Across the sea of her dumb fathomless heart. Бегущие по морю ее немого бездонного сердца.
At last she spoke; her voice was heard by Night: Наконец, она сказала; ее голос был Ночью услышан:
"I bow not to thee, O huge mask of death, "Я не кланяюсь тебе, о маска смерти огромная,
Black lie of night to the cowed soul of man, Черная ложь ночи, предлагаемая душе человека запуганной,
Unreal, inescapable end of things, Нереальный конец вещей неизбежный,
Thou grim jest played with the immortal spirit. Ты - мрачная шутка, играющая с духом бессмертным.
Conscious of immortality I walk. Я гуляю, сознавая бессмертие.
A victor spirit conscious of my force, Победный дух, силу свою сознающий,
Not as a suppliant to thy gates I came: Не как просительница я в твои ворота вошла:
Unslain I have survived the clutch of Night. Неубитая, я пережила хватку Ночи.
My first strong grief moves not my seated mind; Мое главное сильное горе моим не движет умом;
My unwept tears have turned to pearls of strength: Мои непролитые слезы превратились в жемчужины силы:
I have transformed my ill-shaped brittle clay Я трансформировала свою неудачно сформированную хрупкую глину
Into the hardness of a statued soul. В тяжесть статуи души.
Now in the wrestling of the splendid gods Ныне в борьбе великолепных богов
My spirit shall be obstinate and strong Мой дух будет упрямым и сильным,
Against the vast refusal of the world. Противостоя отказам многочисленным мира.
I stoop not with the subject mob of minds Я не сгибаюсь с подчиненной толпою умов,
Who run to glean with eager satisfied hands Что бегут подбирать нетерпеливыми руками довольными
And pick from its mire mid many trampling feet И выковыривают из грязи среди множества топающих ног
Its scornful small concessions to the weak. Его презрительные мелкие уступки слабому.
Mine is the labour of the battling gods: Мой труд - богов борющихся:
Imposing on the slow reluctant years Принуждая на медленные, неохотные годы
The flaming will that reigns beyond the stars, Пылающую волю, что царит за пределами звезд,
They lay the law of Mind on Matter's works Они возлагают закон Разума на работы Материи
And win the soul's wish from earth's inconscient Force. И желание души у бессознательной Силы земли отвоевывают.
First I demand whatever Satyavan, Во-первых, Сатьявана я требую,
My husband, waking in the forest's charm Моего мужа, проснувшегося в очаровании леса
Out of his long pure childhood's lonely dreams, От своих одиноких грез долгого чистого детства,
Desired and had not for his beautiful life. Желанных, но не для его жизни прекрасной.
Give, if thou must, or, if thou canst, refuse." Дай, если должен, или откажись, если можешь".
Death bowed his head in scornful cold assent, Смерть склонила голову в презрительном холодном согласии,
The builder of this dreamlike earth for man Строитель для человека этой грезе подобной земли,
Who has mocked with vanity all gifts he gave. Которого дразнит тщетой всех даров, ею подаренных.
Uplifting his disastrous voice he spoke: Возвысив свой гибельный голос, сказал он:
"Indulgent to the dreams my touch shall break, "Я снисходителен к грезам, которые мое касание разрушит,
I yield to his blind father's longing heart Тоскующему сердцу его отца я уступаю
Kingdom and power and friends and greatness lost Королевство и силу, утраченных друзей и величие,
And royal trappings for his peaceful age, Царские атрибуты для его мирной старости,
The pallid pomps of man's declining days, Бледную пышность клонящихся к закату дней человека,
The silvered decadent glories of life's fall. Посеребренную, увядающую славу падения жизни.
To one who wiser grew by adverse Fate, Тому, кто мудрее стал благодаря враждебной Судьбе,
Goods I restore the deluded soul prefers Я возвращу блага, которые душа предпочитает обманутая
To impersonal nothingness's bare sublime. Имперсонального ничто обнаженной величественности.
The sensuous solace of the light I give Чувственное утешение света я дам
To eyes which could have found a larger realm, Глазам, что могли найти более обширное царство,
A deeper vision in their fathomless night. Более глубокое зрение в их ночи бездонной.
For that this man desired and asked in vain Этого тот человек желает и просит напрасно,
While still he lived on earth and cherished hope. Пока живет на земле и лелеет надежду.
Back from the grandeur of my perilous realms Назад, из величия моего опасного царства,
Go, mortal, to thy small permitted sphere! Иди, смертная, на свой маленький земной шар разрешенный!
Hasten swift-footed, lest to slay thy life Спеши, быстроногая, чтобы не убить свою жизнь.
The great laws thou hast violated, moved, Великие ты нарушила законы, ступай,
Open at last on thee their marble eyes." Открой, наконец, взгляд их мраморных глаз на себе".
But Savitri answered the disdainful Shade: Но Савитри ответила презрительной Тени:
"World-spirit, I was thy equal spirit born. "Мир-Дух, я духом равным тебе была рождена.
My will too is a law, my strength a god. Моя воля - тоже закон, моя сила - бог.
I am immortal in my mortality. Бессмертна я в своей смертности.
I tremble not before the immobile gaze Перед неподвижным взором я не дрожу
Of the unchanging marble hierarchies И перед неменяющейся иерархией мраморной,
That look with the stone eyes of Law and Fate. Что смотрит каменными глазами Закона и Рока.
My soul can meet them with its living fire. Своим живым огнем моя душа может их встретить.
Out of thy shadow give me back again Из своей тени отдай мне назад
Into earth's flowering spaces Satyavan В цветущие просторы земли Сатьявана,
In the sweet transiency of human limbs В сладостную скоротечность человеческих членов,
To do with him my spirit's burning will. Чтобы соединить с ним пылающее желание моего духа.
I will bear with him the ancient Mother's load, Я желаю нести с ним древней Матери груз,
I will follow with him earth's path that leads to God. Я желаю следовать с ним земною тропою, что ведет к Богу.
Else shall the eternal spaces open to me,...
Продолжение на следующей странцие...
