езирая,
And with immortal lids and a vast brow С бессмертными веками, широколобый,
It saw in its immense destroying thought Он видел в своей огромной разрушающей мысли
All things and beings as a pitiful dream, Все вещи и существа жалкою грезой,
Rejecting with calm disdain Nature's delight, Отвергая со спокойным пренебрежением восторг Природы,
The wordless meaning of its deep regard Бессловесное значение его глубокого взгляда
Voicing the unreality of things Провозглашало нереальность вещей
And life that would be for ever but never was И жизни, что пребудет вовеки, хотя никогда не была,
And its brief and vain recurrence without cease, И ее беспрестанного, краткого возвращения тщетного;
As if from a Silence without form or name Словно из Молчания без формы и имени
The Shadow of a remote uncaring god Тень беззаботного и далекого бога
Doomed to his Nought the illusory universe, На его Ничто иллюзорную обрекала вселенную,
Cancelling its show of idea and act in Time Вычеркивая ее идеи и действия во Времени видимость
And its imitation of eternity. И ее имитацию вечности.
She knew that visible Death was standing there Она знала, что здесь стоит зримая Смерть
And Satyavan had passed from her embrace. И что Сатьяван из ее объятий ушел.
End of Canto Three Конец книги восьмой
End of Book Eight Конец второй части
Book Nine КНИГА ДЕВЯТАЯ
THE BOOK OF ETERNAL NIGHT Книга вечной Ночи
Canto I Песнь первая
TOWARDS THE BLACK VOID К черной Пустоте
So was she left alone in the huge wood, Так она одна в лесу осталась огромном,
Surrounded by a dim unthinking world, Окруженная смутным, немыслящим миром,
Her husband's corpse on her forsaken breast. Тело мужа - на груди, им покинутой.
In her vast silent spirit motionless В своем обширном безмолвном духе бездвижная,
She measured not her loss with helpless thoughts, Она не измеряла утрату бесполезными мыслями,
Nor rent with tears the marble seals of pain: Не орошала слезами мраморные печати страдания:
She rose not yet to face the dreadful god. Она еще не поднялась, встретить ужасного бога.
Over the body she loved her soul leaned out Ее душа склонилась над телом любимым
In a great stillness without stir or voice, В великом безмолвии, без шевеления, голоса,
As if her mind had died with Satyavan. Словно с Сатьяваном ее разум умер.
But still the human heart in her beat on. Но человеческое сердце в ней еще билось.
Aware still of his being near to hers, Сознавая, что его существо к ней пока близко,
Closely she clasped to her the mute lifeless form Крепко к себе прижимала безжизненную безмолвную форму,
As though to guard the oneness they had been Словно чтобы сберечь хотя бы то единство, что было,
And keep the spirit still within its frame. И внутри каркаса сохранить еще дух.
Then suddenly there came on her the change Затем в ней произошла перемена внезапно,
Which in tremendous moments of our lives Которая в страшные нашей жизни моменты
Can overtake sometimes the human soul Может порой человеческую душу застигнуть
And hold it up towards its luminous source. И поднять ее вверх, к ее источнику светлому.
The veil is torn, the thinker is no more: Вуаль сорвана, нет больше мыслителя:
Only the spirit sees and all is known. Только дух видит, и все знаемо.
Then a calm Power seated above our brows Затем спокойная Сила, над нашими бровями посаженная,
Is seen, unshaken by our thoughts and deeds, Становится зрима, не беспокоимая нашими делами и мыслями,
Its stillness bears the voices of the world: Ее тишина легко голоса мира сносит:
Immobile, it moves Nature, looks on life. Неподвижная, она движет Природу, смотрит на жизнь.
It shapes immutably its far-seen ends; Непреложно она формирует свои далеко видимые цели;
Untouched and tranquil amid error and tears Незадеваемая и спокойная среди заблуждений и слез,
And measureless above our striving wills, Безмерная над нашими волями бьющимися,
Its gaze controls the turbulent whirl of things. Ее взгляд контролирует всех вещей бурный вихрь.
To mate with the Glory it sees, the spirit grows: Она соединения со Славою ищет, дух растет:
The voice of life is tuned to infinite sounds, Голос жизни настроен на бесконечные звуки,
The moments on great wings of lightning come Мгновения на великих крыльях молний приходят
And godlike thoughts surprise the mind of earth. И богоподобные мысли нежданно ум земли удивляют.
Into the soul's splendour and intensity В великолепие и интенсивность души
A crescent of miraculous birth is tossed, Полумесяц чудесного рождения входит,
Whose horn of mystery floats in a bright void. Чей рог мистерии вплывает в пустоту светлую.
As into a heaven of strength and silence thought Словно в небо молчания и тишины мысль
Is ravished, all this living mortal clay Похищена; вся эта живая смертная глина
Is seized and in a swift and fiery flood Захвачена, и в феерическом наводнении быстром
Of touches shaped by a Harmonist unseen. Касаний она формируется Оркестрантом невидимым.
A new sight comes, new voices in us form Приходит новое зрение, новые голоса в нас образуют
A body of the music of the Gods. Тело музыки Богов.
Immortal yearnings without name leap down, Безымянные, бессмертные стремления прыгают вниз,
Large quiverings of godhead seeking run Божественного поиска обширный трепет бежит
And weave upon a puissant field of calm И ткет на могучем поле спокойствия
A high and lonely ecstasy of will. Воли высокий и одинокий экстаз.
This in a moment's depths was born in her. Все это в глубинах мгновения было в ней рождено.
Now to the limitless gaze disclosed that sees Сейчас безграничному взгляду, что видит, открылись
Things barred from human thinking's earthly lids, Вещи, от земных глаз мыслящего человека сокрытые,
The Spirit who had hidden in Nature soared Дух, который спрятан в природе, воспарил
Out of his luminous nest within the worlds: Из своего светлого гнезда внутри миров:
Like a vast fire it climbed the skies of night. Как огромный огонь, он в небеса ночи поднялся.
Thus were the cords of self-oblivion torn: Так были путы самозабвения порваны:
Like one who looks up to far heights she saw, Как тот, кто смотрит вверх на далекие выси, она видела
Ancient and strong as on a windless summit Древний и сильный, словно на вершине безветренной,
Above her where she had worked in her lone mind Над нею, где она работала в своем одиноком уме,
Labouring apart in a sole tower of self, Трудясь в одинокой башне себя обособленно,
The source of all which she had seemed or wrought, Источник всего, что она прозревала или ковала,
A power projected into cosmic space, Силу, спроецированную в пространство космическое,
A slow embodiment of the aeonic will, Вековой воли воплощение медленное,
A starry fragment of the eternal Truth, Звездный фрагмент вечной Истины,
The passionate instrument of an unmoved Power. Страстный инструмент непоколебимой Силы.
A Presence was there that filled the listening world; Здесь было Присутствие, что наполняло внимающий мир;
A central All assumed her boundless life. Центральное Все приняло на себя ее жизнь безграничную.
A sovereignty, a silence and a swiftness, Суверенность, безмолвие, скорость,
One brooded over abysses who was she. Один размышлял над пучинами, которыми была она.
As in a choric robe of unheard sounds Словно в хоровой мантии неслышимых звуков
A Force descended trailing endless lights; Сила спустилась, оставляя след бесконечных лучей5;
Linking Time's seconds to infinity, Секунды Времени в бесконечность сцепляя,
Illimitably it girt the earth and her: Безгранично она землю ее обхватывала:
It sank into her soul and she was changed. Она погрузилась ей в душу - и изменилась Савитри.
Then like a thought fulfilled by some great word Затем, как мысль, исполненная неким словом великим,
That mightiness assumed a symbol form: То могущество приняло символичную форму;
Her being's spaces quivered with its touch, Пространства ее существа в его трепетали касании,
It covered her as with immortal wings; Оно накрыло ее, словно бессмертными крыльями;
On its lips the curve of the unuttered Truth, На его устах - Истины непроизносимой изгиб,
A halo of Wisdom's lightnings for its crown, Его короной было гало из молний Мудрости,
It entered the mystic lotus in her head, Оно вошло в мистический лотос ее головы,
A thousand-petalled home of power and light. В тысячелепестковый дом силы и света.
Immortal leader of her mortality, Ее смертности лидер бессмертный
Doer of her works and fountain of her words, Тот, кто труды ее делает, и ее слов источник,
Invulnerable by Time, omnipotent, Неуязвимый Временем, всемогущий,
It stood above her calm, immobile, mute. Он стоял спокойно над ней, спокойный, неподвижный, безмолвный.
All in her mated with that mighty hour, Все в ней соединилось с тем часом могучим,
As if the last remnant had been slain by Death Словно был убит Смертью последний остаток
Of the humanity that once was hers. Человеческого, что было когда-то ее.
Assuming a spiritual wide control, Принимая духовный обширный контроль,
Making life's sea a mirror of heaven's sky, Делая море жизни зеркалом неба,
The young divinity in her earthly limbs Юное божество в ее земных членах
Filled with celestial strength her mortal part. Наполняло небесною силой ее смертную часть.
Over was the haunted pain, the rending fear: Исчезла преследующая боль, раздирающий страх:
Her grief had passed away, her mind was still, Ее горе ушло, ее разум был тих,
Her heart beat quietly with a sovereign force. Ее сердце с суверенной силой стучало спокойно.
There came a freedom from the heart-strings' clutch, Пришла свобода от струн сердца стискивания,
Now all her acts sprang from a godhead's calm. Ныне все ее действия из спокойствия божества исходили.
Calmly she laid upon the forest soil На лесную почву тихо она положила
The dead who still reposed upon her breast Мертвеца, что еще на ее груди отдыхал
And bore to turn away from the dead form: И рождался, чтобы покинуть мертвую форму:
Sole now she rose to meet the dreadful god. Одна она встала, встретить ужасного бога.
That mightier spirit turned its mastering gaze Тот более могучий дух повернул свой повелевающий взор
On life and things, inheritor of a work На жизнь и на существ, наследник работы,
Left to it unfinished from her halting past, Оставленной ему незаконченной от ее остановившегося прошлого,
When yet the mind, a passionate learner, toiled Когда еще разум, ученик страстный, трудился
And ill-shaped instruments were crudely moved. И плохо сформированные инструменты были движимы незрело.
Transcended now was the poor human rule; Превзойдено было ныне человеческое скудное правило;
A sovereign power was there, a godlike will. Здесь была суверенная сила, богоподобная воля.
A moment yet she lingered motionless Мгновение она еще без движения медлила
And looked down on the dead man at her feet; И вниз на мертвого мужчину у своих ног глядела;
Then like a tree recovering from a wind Затем, как дерево, приходящее в себя после ветра,
She raised her noble head; fronting her gaze Она подняла благородную голову и посмотрела вперед
Something stood there, unearthly, sombre, grand, На что-то, стоявшее здесь, нереальное, величественное, мрачное,
A limitless denial of all being Безграничное всякого бытия отрицание,
That wore the terror and wonder of a shape. Что несло ужас и удивление формой.
In its appalling eyes the tenebrous Form В его пугающих глазах темная Форма
Bore the deep pity of destroying gods; Несла глубокое сожаление богов убивающих;
A sorrowful irony curved the dreadful lips Полная печали ирония кривила страшные губы,
That speak the word of doom. Eternal Night Что говорят слово рока. Вечная Ночь
In the dire beauty of an immortal face В жуткой красоте бессмертного лика
Pitying arose, receiving all that lives Жалея вставала, принимая все, что живет,
For ever into its fathomless heart, refuge Навеки в свое бездонное сердце, убежище
Of creatures f...
Продолжение на следующей странцие...
