Здесь есть алхимии человеческого сердца ужасные,
And fallen from his ethereal element И падшая из своего элемента эфирного
Love darkens to the spirit of nether gods. Любовь темнеет, превращаясь в духа низших богов.
The dreadful angel, angry with his joys Ангел ужасный и злой в своих радостях,
Woundingly sweet he cannot yet forego, Ранящая сладко, она отказаться не может,
Is pitiless to the soul his gaze disarmed, Безжалостен к душе ее взгляд обезоруживающий,
He visits with his own pangs his quivering prey Она посещает со своей собственной болью жертву трепещущую,
Forcing us to cling enamoured to his grip Заставляя нас приникать к ее хватке влюблено,
As if in love with our own agony. Словно в любви к агонии собственной.
This is one poignant misery in the world, Одно мучительное страдание в мире,
And grief has other lassoes for our life. И горе имеет другие арканы для нашей жизни.
Our sympathies become our torturers. Наши симпатии становятся мучителями нашими.
Strength have I my own punishment to bear, Имею я силу свое собственное наказание нести,
Knowing it just, but on this earth perplexed, Точно я это знаю, но на этой земле, сбитой с толку,
Smitten in the sorrow of scourged and helpless things, Казнимая в горе бичуемых, беззащитных существ,
Often it faints to meet other suffering eyes. Часто она слабеет, глаза других встречая страдающие.
We are not as the gods who know not grief Мы - не боги, что горя не знают
And look impassive on a suffering world, И смотрят бесстрастно на страдающий мир,
Calm they gaze down on the little human scene Спокойные, они смотрят вниз на маленькую человеческую сцену
And the short-lived passion crossing mortal hearts. И краткоживущие страсти смертных сердец.
An ancient tale of woe can move us still, Древняя повесть о горе нас до сих пор может трогать,
We keep the ache of breasts that breathe no more, Мы храним боль о сердцах, что больше не бьются,
We are shaken by the sight of human pain, Нас потрясает вид человеческой боли
And share the miseries that others feel. И мы разделяем страдания, что ощущают другие.
Ours not the passionless lids that cannot age. У нас нет глаз бесстрастных, что не могут состариться.
Too hard for us is heaven's indifference: Слишком тяжело для нас небес равнодушие:
Our own tragedies are not enough for us, Наших собственных трагедий для нас недостаточно,
All pathos and all sufferings we make ours; Весь пафос и все страдания мы делаем собственными;
We have sorrow for a greatness passed away Мы горюем об ушедшем величии
And feel the touch of tears in mortal things. И чувствуем в смертных существах касание слез.
Even a stranger's anguish rends my heart, Даже незнакомца мука разрывает мне сердце,
And this, O Narad, is my well-loved child. А это, о Нарада,- мое дорогое дитя.
Hide not from us our doom, if doom is ours. Не прячь от нас наш рок, если рок этот - наш.
This is the worst, an unknown face of Fate, Самое худшее - Судьбы лик неизвестный,
A terror ominous, mute, felt more than seen Ужас зловещий, безмолвный, ощущается больше, чем зримый
Behind our seat by day, our couch by night, За нашем сидением днем, за нашим ложем ночью,
A Fate lurking in the shadow of our hearts, Судьба, что таится в тени наших сердец,
The anguish of the unseen that waits to strike. Мука невидимого, что ждет, чтоб ударить.
To know is best, however hard to bear." Знать лучше, как бы ни тяжела была ноша".
Then cried the sage piercing the mother's heart, Тогда крикнул мудрец, пронзая материнское сердце,
Forcing to steel the will of Savitri, Заставляя закалиться волю Савитри,
His words set free the spring of cosmic Fate. Пружину космической Судьбы его слова высвободили.
The great Gods use the pain of human hearts Великие Боги используют боль сердец человеческих
As a sharp axe to hew their cosmic road: Как острый топор, чтобы прорубить свой космический путь:
They squander lavishly men's blood and tears Они щедро льют кровь и слезы людские
For a moment's purpose in their fateful work. Для сиюминутных целей в своей судьбоносной работе.
This cosmic Nature's balance is not ours Этой космической Природы баланс - не наш,
Nor the mystic measure of her need and use. Не наша - ее нужды или пользы мерка мистическая.
A single word lets loose vast agencies; Одно слово может высвободить огромных агентов;
A casual act determines the world's fate. Случайное действие определить мировую судьбу.
So now he set free destiny in that hour. Так высвободил ныне судьбу он в тот час.
"The truth thou hast claimed; I give to thee the truth. "Ты требуешь правды - я дам тебе правду.
A marvel of the meeting earth and heavens Чудо встречи земли и небес,
Is he whom Savitri has chosen mid men, Тот, кто был избран Савитри.
His figure is the front of Nature's march, Его фигура - авангард марша Природы,
His single being excels the works of Time. Одно его существо превосходит труды Времени.
A sapphire cutting from the sleep of heaven, Сапфир, вырезанный из небесного сна,
Delightful is the soul of Satyavan, Восхитительна душа Сатьявана,
A ray out of the rapturous Infinite, Из восторженной бесконечности луч,
A silence waking to a hymn of joy. Молчание, будящее к гимну радости.
A divinity and kingliness gird his brow; Божественность и царственность лежат на его лике;
His eyes keep a memory from a world of bliss. Его глаза хранят память из мира блаженства.
As brilliant as a lonely moon in heaven, Ясный, как одинокий месяц на небе,
Gentle like the sweet bud that spring desires, Мягкий, как сладкий бутон, что раскрыться желает,
Pure like a stream that kisses silent banks, Как поток, чистый, что целует берега молчаливые,
He takes with bright surprise spirit and sense. Со светлым удивлением он захватывает душу и чувство.
A living knot of golden Paradise, Узы живые Парадиза златого,
A blue Immense he leans to the longing world, Голубую Огромность он склоняет к миру желающему,
Time's joy borrowed out of eternity, Радость времен, заимствованная у вечности,
A star of splendour or a rose of bliss. Звезда великолепия и роза блаженства.
In him soul and Nature, equal Presences, В нем душа и Природа, Присутствия равные,
Balance and fuse in a wide harmony. Сплав и баланс в обширной гармонии.
The Happy in their bright ether have not hearts Даже Счастливые в своем ярком эфире не имеют сердец
More sweet and true than this of mortal make Более сладких и верных, чем это, рожденное смертным,
That takes all joy as the world's native gift Что всю радость берет, как прирожденный дар мира,
And to all gives joy as the world's natural right. И дарит всем радость, как мира право естественное.
His speech carries a light of inner truth, Его речь несет свет внутренней правды,
And a large-eyed communion with the Power Широкоглазое общение с Силой
In common things has made veilless his mind, В обычных вещах сняло покров с его разума,
A seer in earth-shapes of garbless deity. Провидец в земных формах божества беспорочного.
A tranquil breadth of sky windless and still Спокойная ширь безветренного, тихого неба,
Watching the world like a mind of unplumbed thought, Наблюдающего мир, как ум неизмеренной мысли,
A silent space musing and luminous Молчаливое размышляющее пространство светящееся,
Uncovered by the morning to delight, Которое утро раскрыло к восторгу,
A green tangle of trees upon a happy hill Зеленая чаща деревьев на счастливом холме,
Made into a murmuring nest by southern winds, Превращенном южными ветрами в гнездо шелестящее,
These are his images and parallels, Здесь его образы и параллели,
His kin in beauty and in depth his peers. Его род - в красоте и в глубине его корни.
A will to climb lifts a delight to live, Желание подняться восторг жить возвышает,
Heaven's height companion of earth-beauty's charm, Небес высокий товарищ очарования земной красоты,
An aspiration to the immortals' air К воздуху бессмертных стремление,
Lain on the lap of mortal ecstasy. У смертного экстаза на коленях лежащее.
His sweetness and his joy attract all hearts Его сладость и радость все сердца привлекают
To live with his own in a glad tenancy, Жить с его близкими в доме довольном,
His strength is like a tower built to reach heaven, Его сила подобна башне, построенной, чтобы достичь неба,
A godhead quarried from the stones of life. Божественно высеченной из камней жизни.
O loss, if death into its elements О утрата, если на части,
Of which his gracious envelope was built, Из которых его грациозная оболочка построена,
Shatter this vase before it breathes its sweets, Смерть разобьет эту вазу прежде, чем та испьет свою сладость;
As if earth could not keep too long from heaven Словно земля не может слишком долго от неба хранить
A treasure thus unique loaned by the gods, Сокровище столь уникальное, богами ссуженное,
A being so rare, of so divine a make! Создание столь редкое, столь божественным сделанное!
In one brief year when this bright hour flies back Через один краткий год, когда этот светлый час назад прилетит,
And perches careless on a branch of Time, И на ветвь Времени беззаботно усядется,
This sovereign glory ends heaven lent to earth, Эта суверенная слава закончится, данная взаймы земле небом,
This splendour vanishes from the mortal's sky: Это великолепие из неба смертных исчезнет:
Heaven's greatness came, but was too great to stay. Величие неба пришло, но слишком велико, чтоб остаться.
Twelve swift-winged months are given to him and her; Двенадцать быстрокрылых месяцев даны ей и ему;
This day returning Satyavan must die." Когда день этот вернется, должен умереть Сатьяван".
A lightning bright and nude the sentence fell. Молнией яркой неприкрытый приговор пал.
But the queen cried: "Vain then can be heaven's grace! Но королева вскричала: "Напрасна тогда небесная милость!
Heaven mocks us with the brilliance of its gifts, Небо дразнит нас яркостью дара,
For Death is a cupbearer of the wine Ибо Смерть - виночерпий вина
Of too brief joy held up to mortal lips Слишком краткой радости, оставленной смертным устам
For a passionate moment by the careless gods. Беззаботными богами для страстного мига.
But I reject the grace and the mockery. Но я отвергаю насмешку и милость.
Mounting thy car go forth, O Savitri, Взойдя в колесницу, вперед поезжай, о Савитри,
And travel once more through the peopled lands. И еще раз посети заселенные земли.
Alas, in the green gladness of the woods Увы, в зеленом довольстве лесов
Thy heart has stooped to a misleading call. Твое сердце откликнулось зову обманчивому.
Choose once again and leave this fated head, Выбери снова и оставь обреченную голову,
Death is the gardener of this wonder-tree; Смерть - садовник этого дерева-чуда;
Love's sweetness sleeps in his pale marble hand. Сладость любви спит в ее мраморной белой руке.
Advancing in a honeyed line but closed, Двигаясь в медовой, но кончающейся линии,
A little joy would buy too bitter an end. За маленькую радость слишком горькая будет плата в конце.
Plead not thy choice, for death has made it vain. Не настаивай на своем выборе, ибо смерть его сделала тщетным.
Thy youth and radiance were not born to lie Твоя юность и блеск были рождены не затем, чтобы лежать
A casket void dropped on a careless soil; Пустою шкатулкою, выброшенной на беззаботную землю;
A choice less rare may call a happier fate." Выбор менее редкий более счастливую судьбу может призвать".
But Savitri answered from her violent heart,- Но Савитри ответила из сильного сердца,
Her voice was calm, her face was fixed like steel: Спокоен был ее голос, лицо застыло как маска:
"Once my heart chose and chooses not again. "Мое сердце избрало и не выберет вновь.
The word I have spoken can never be erased, Я слово сказала, что никогда не сможет быть стерто,
It is written in the record book of God. Оно внесено в книгу записей Бога.
The truth once uttered, from the earth's air effaced, Правда, однажды сказанная, из земного стирается воздуха,
By mind forgotten, sounds immortally За...
Продолжение на следующей странцие...
