and heaven. Он берет штурмом и небо, и мир, и судьбу.
He comes not to the high World-maker's seat, К высокому трону Творца Мира он не идет,
He waits not for the outstretched hand of God Он не ждет руки Бога протянутой,
To raise him out of his mortality. Которая подняла бы его из его смертности.
All he would make his own, leave nothing free, Все он хочет своим собственным сделать, ничего не оставляет свободным,
Stretching his small self to cope with the infinite. Растягивая свою маленькую самость, чтоб обхватить вечность.
Obstructing the gods' open ways he makes Преграждая открытые дороги богов, он делает
His own estate of the earth's air and light; Своим личным имуществом земной воздух и свет;
A monopolist of the world-energy, Монополист энергии мира,
He dominates the life of common men. Он господствует над жизнями обычных людей.
His pain and others' pain he makes his means: Свою боль и чужую он своими делает средствами:
On death and suffering he builds his throne. На страдании и смерти строит свой трон.
In the hurry and clangour of his acts of might, В спешке и скрежете его актов могущества,
In a riot and excess of fame and shame, В буйстве и избытке славы и срама,
By his magnitudes of hate and violence, Размерами насилия и ненависти,
By the quaking of the world beneath his tread Трепетом мира под его пятой
He matches himself against the Eternal's calm Он противопоставляет себя спокойствию Вечного
And feels in himself the greatness of a god: И ощущает в себе величие бога:
Power is his image of celestial self. Сила - его представление о небесном себе.
The Titan's heart is a sea of fire and force; Сердце Титана - это море огня и силы;
He exults in the death of things and ruin and fall, Он ликует в смерти существ, в руинах, в крушении,
He feeds his strength with his own and others' pain; Он кормит свою силу чужой и собственной болью;
In the world's pathos and passion he takes delight, В пафосе мира и страсти он находит восторг,
His pride, his might call for the struggle and pang. Его гордость, его могущество призывают боль и борьбу.
He glories in the sufferings of the flesh Он гордится страданием плоти,
And covers the stigmata with the Stoic's name. И прикрывает стигматы именем Стоика.
His eyes blinded and visionless stare at the sun, Его непроницательные, слепые глаза на солнце таращатся,
The seeker's Sight receding from his heart Зрение ищущего, удаляясь из его сердца,
Can find no more the light of eternity; Больше не может найти света вечности;
He sees the beyond as an emptiness void of soul Он запредельное видит как души пустоту бесполезную
And takes his night for a dark infinite. И воспринимает свою ночь бесконечностью темной.
His nature magnifies the unreal's blank Его природа увеличивает пустоту нереальности
And sees in Nought the sole reality: И видит в Ничто реальность единственную:
He would stamp his single figure on the world, Штамп одной фигуры своей на весь мир он желает поставить,
Obsess the world's rumours with his single name. Слух мира мучает своим единственным именем.
His moments centre the vast universe. Его мгновения - центр всей широкой вселенной.
He sees his little self as very God. Он видит свою маленькую самость истинным Богом.
His little `I' has swallowed the whole world, Его маленькое "я" поглотило весь мир,
His ego has stretched into infinity. Его эго во вселенную тянется.
His mind, a beat in original Nothingness, Его разум, в Ничто первозданном удар,
Ciphers his thought on a slate of hourless Time. Свои мысли шифрует на доске грифельной свободного от часов Времени.
He builds on a mighty vacancy of soul Он строит на отсутствии могучем души
A huge philosophy of Nothingness. Огромную философию Ничто.
In him Nirvana lives and speaks and acts В нем Нирвана живет, говорит, действует,
Impossibly creating a universe. Невозможно создавая вселенную.
An eternal zero is his formless self, Вечный ноль - его самость бесформенная,
His spirit the void impersonal absolute. Его дух - абсолют, пустой и безличный.
Take not that stride, O growing soul of man; Не делай этого шага, о растущая душа человека;
Cast not thy self into that night of God. Не бросай свою самость в эту ночь Бога,
The soul suffering is not eternity's key, Страдающая душа - это не ключ к вечности,
Or ransom by sorrow heaven's demand on life. Не искупление горем требования небесного к жизни.
O mortal, bear, but ask not for the stroke, О смертный, терпи, но не проси удара,
Too soon will grief and anguish find thee out. Слишком скоро горе и мука отыщут тебя.
Too enormous is that venture for thy will; Слишком велик этот риск для твоей воли;
Only in limits can man's strength be safe; Лишь в границах может сила людей быть в безопасности;
Yet is infinity thy spirit's goal; Бесконечность же - это цель твоего духа;
Its bliss is there behind the world's face of tears. Его блаженство - позади лица мира, слезами залитого.
A power is in thee that thou knowest not; В тебе есть сила, которой не знаешь ты;
Thou art a vessel of the imprisoned spark. Ты - это заточенной искры сосуд.
It seeks relief from Time's envelopment, Она ищет освобождения от обертки Времени,
And while thou shutst it in, the seal is pain: И пока ты ее внутри запираешь, печатью является боль:
Bliss is the Godhead's crown, eternal, free, Блаженство есть венец Божества, вечность, свобода,
Unburdened by life's blind mystery of pain: Не отягощенные принадлежащей жизни слепой мистерией боли:
Pain is the signature of the Ignorance Боль - это подпись Неведения,
Attesting the secret god denied by life: Признающего тайного бога, жизнью отвергнутого:
Until life finds him pain can never end. Пока жизнь его не найдет, боль никогда не закончиться.
Calm is self's victory overcoming fate. Спокойствие - победа себя, преодолевающая рок.
Bear; thou shalt find at last thy road to bliss. Терпи; ты найдешь, наконец, свою дорогу к блаженству.
Bliss is the secret stuff of all that lives, Блаженство - это тайное вещество всего, что живет,
Even pain and grief are garbs of world-delight, Даже горе и боль - это наряды мирового восторга,
It hides behind thy sorrow and thy cry. Он прячется позади твоего горя и крика.
Because thy strength is a part and not God's whole, Ибо твоя сила - лишь часть, не вся сила Бога,
Because afflicted by the little self Ибо обремененное твоей маленькой самостью
Thy consciousness forgets to be divine Твое сознание божественным быть забывает,
As it walks in the vague penumbra of the flesh Когда оно в смутной полутени плоти гуляет
And cannot bear the world's tremendous touch, И не может выносить огромное касание мира,
Thou criest out and sayst that there is pain. Ты кричишь и говоришь, что там - боль.
Indifference, pain and joy, a triple disguise, Равнодушие, боль, радость - маска тройная,
Attire of the rapturous Dancer in the ways, Дорожный наряд Танцора восторженного,
Withhold from thee the body of God's bliss. От тебя тело блаженства Бога скрывающий.
Thy spirit's strength shall make thee one with God, Твоего духа сила тебя единой сделает с Богом,
Thy agony shall change to ecstasy, Экстазом твоя агония сменится,
Indifference deepen into infinity's calm Безразличие углубится в покой бесконечности,
And joy laugh nude on the peaks of the Absolute. И на пиках Абсолюта засмеется обнаженная радость.
"O mortal who complainst of death and fate, "О смертный, что жалуется на смерть и судьбу,
Accuse none of the harms thyself hast called; Некого винить во вреде, который призвал на себя сам;
This troubled world thou hast chosen for thy home, Этот тревожный мир ты своим домом выбрал,
Thou art thyself the author of thy pain. Ты сам - автор боли своей.
Once in the immortal boundlessness of Self, Когда-то в безграничности бессмертной Себя,
In a vast of Truth and Consciousness and Light В обширности Истины, в Сознании, в Свете
The soul looked out from its felicity. Душа из своего счастья выглядывала.
It felt the Spirit's interminable bliss, Она ощущала блаженство бесконечное Духа,
It knew itself deathless, timeless, spaceless, one, Она знала себя бессмертной, безвременной, безпространственной, единой,
It saw the Eternal, lived in the Infinite. Она видела Вечного, жила в Бесконечном.
Then, curious of a shadow thrown by Truth, Затем, курьез тени, отброшенной Истиной,
It strained towards some otherness of self, Она потянулась к некоему иному состоянию себя,
It was drawn to an unknown Face peering through night. Она была притянута к неизвестному Лику, сквозь ночь глядящему.
It sensed a negative infinity, Она бесконечность негативную ощутила,
A void supernal whose immense excess Небесную пустоту, чей необъятный избыток,
Imitating God and everlasting Time Имитирующий Бога и вечное Время,
Offered a ground for Nature's adverse birth Предложил землю для неблагоприятного рождения Природы
And Matter's rigid hard unconsciousness И тяжелое, твердое несознание Материи,
Harbouring the brilliance of a transient soul Приютившее бы блеск преходящей души,
That lights up birth and death and ignorant life. Которая рождение, смерть и невежественную жизнь освещает.
A Mind arose that stared at Nothingness Поднялся Разум, что в Ничто всматривался,
Till figures formed of what could never be; Пока не сформировались фигуры того, что могло бы никогда и не быть;
It housed the contrary of all that is. Оно вмещало противоположности всего, что есть.
A Nought appeared as Being's huge sealed cause, И Ничто представилось Бытия огромной, непонятной причиной,
Its dumb support in a blank infinite, Его немою поддержкою в пустой бесконечности,
In whose abysm spirit must disappear: В чью пучину дух должен был скрыться:
A darkened Nature lived and held the seed Затемненная Природа жила и несла семя
Of Spirit hidden and feigning not to be. Скрытого Духа, притворяющегося несуществующим.
Eternal Consciousness became a freak Вечное Сознание стало причудой
Of an unsouled almighty Inconscient Некоего неодухотворенного, всемогущего Несознания,
And, breathed no more as spirit's native air, И, не дыша больше родным воздухом духа,
Bliss was an incident of a mortal hour, Блаженство стало случайностью смертного часа,
A stranger in the insentient universe. Чужестранцем во вселенной бесчувственной.
As one drawn by the grandeur of the Void Словно притянутая Пустоты грандиозностью
The soul attracted leaned to the Abyss: Душа, привлеченная, над Пучиной склонилась:
It longed for the adventure of Ignorance Она страстно желала авантюры Неведения,
And the marvel and surprise of the Unknown Чуда и сюрприза Неведомого
And the endless possibility that lurked И бесконечной возможности, что таится
In the womb of Chaos and in Nothing's gulf В лоне Хаоса и в бездне Ничто
Or looked from the unfathomed eyes of Chance. Или выглядывает из неизмеримых глаз Шанса.
It tired of its unchanging happiness, Душа устала от своего неизменного счастья,
It turned away from immortality: Она повернула прочь от бессмертия:
It was drawn to hazard's call and danger's charm, Она была привлечена зовом риска и очарованием опасности,
It yearned to the pathos of grief, the drama of pain, Она устремилась к пафосу горя, к драме страдания,
Perdition's peril, the wounded bare escape, К опасности гибели, израненному, нагому побегу,
The music of ruin and its glamour and crash, К музе руин, их чарам и краху,
The savour of pity and the gamble of love Ко вкусу жалости, к авантюре любви,
And passion and the ambiguous face of Fate. К страсти, к Судьбы неясному лику.
A world of hard endeavour and difficult toil, Мир нелегкого труда и тяжких усилий,
And battle on extinction's perilous verge, Битва на краю угасания опасном,
A clash of forces, a vast incertitude, Лязг сил, неуверенность полная,
The joy of creation out of Nothingness, Радость созидания из Ничего,
Strange meetings on the roads of Ignorance Странные встречи на дорогах Неведения
And the companionship of half-known souls И душ полузнакомых товарищество
Or the so...
Продолжение на следующей странцие...
