й незаконченных
And the summons to a Circean transmuting dance И призывы к трансмутирующему танцу Цирцеи,
And passion's tenancy of the courts of love И площадей любви владения страсти,
And the wild Beast's ramp and romp with Beauty and Life. И буйство дикого Зверя, и шумную игру с Красотою и с Жизнью.
It brought its cry and surge of opposite powers, Она несла свои крики и противоположных сил волны,
Its moments of the touch of luminous planes, Свои моменты касаний светящихся планов,
Its flame-ascensions and sky-pitched vast attempts, Свои восхождения пламенные и обширные вздымающиеся в небо попытки,
Its fiery towers of dream built on the winds, Свои феерические башни грез, на ветрах возведенные,
Its sinkings towards the darkness and the abyss, Свои погружения во тьму и пучину,
Its honey of tenderness, its sharp wine of hate, Свой мед мягкости, свое вино острое ненависти,
Its changes of sun and cloud, of laughter and tears, Свои смены солнца и туч, смеха и слез,
Its bottomless danger-pits and swallowing gulfs, Свои бездонные опасные ямы и пучины глотающие,
Its fear and joy and ecstasy and despair, Свой страх и свою радость, экстаз и отчаяние,
Its occult wizardries, its simple lines Свои оккультные волшебства и свои элементарные линии,
And great communions and uplifting moves, Великие причастия и возвышающие движения,
Its faith in heaven, its intercourse with hell. Свою веру в небо, свое общение с адом.
These powers were not blunt with the dead weight of earth, Эти силы не загрубели мертвым весом земли,
They gave ambrosia's taste and poison's sting. Они давали вкус амброзии и укус яда.
There was an ardour in the gaze of Life Было рвение во взгляде Жизни,
That saw heaven blue in the grey air of Night: Что видела голубизну неба в сером воздухе Ночи;
The impulses godward soared on passion's wings. Импульсы к богу на крыльях страсти парили.
Mind's quick-paced thoughts floated from their high necks, Быстро шагающие мысли Разума со своих высоких шей испускали
A glowing splendour as of an irised mane, Пылающее великолепие, подобное радужной гриве,
A parure of pure intuition's light; Драгоценное украшение из света интуиции чистой;
Its flame-foot gallop they could imitate: Ее пламенноногий галоп они могли имитировать:
Mind's voices mimicked inspiration's stress, Голоса разума подражали напряжению вдохновения,
Its ictus of infallibility, Его пульсам непогрешимости,
Its speed and lightning heaven-leap of the Gods. Его скорости и небесному прыжку Богов молниеносному.
A trenchant blade that shore the nets of doubt, Острому лезвию, что режет сети сомнения,
Its sword of discernment seemed almost divine. Его мечу проницательности, что почти божественным кажется.
Yet all that knowledge was a borrowed sun's; Однако все то знание было у солнца заимствовано;
The forms that came were not heaven's native births: Пришедшие формы не были по рождению небесной природы:
An inner voice could speak the unreal's Word; Внутренний голос мог произносить нереального Слово;
Its puissance dangerous and absolute Его могущество, опасное и абсолютное,
Could mingle poison with the wine of God. Могло примешать яд к вину Бога.
On these high shining backs falsehood could ride; На этих сияющих спинах ложь могла верхом ехать;
Truth lay with delight in error's passionate arms Правда лежала с восторгом в страстных руках заблуждения,
Gliding downstream in a blithe gilded barge: Скользя вниз по течению в счастливой барже золотой:
She edged her ray with a magnificent lie. Она заостряла свой луч изумительной ложью.
Here in Life's nether realms all contraries meet; Здесь, в нижних царствах Жизни, противоположности встречаются все;
Truth stares and does her works with bandaged eyes Истина смотрит и делает свои работы с глазами завязанными,
And Ignorance is Wisdom's patron here: И Неведение - здесь патрон Мудрости:
Those galloping hooves in their enthusiast speed Те галопирующие копыта в их восторженной скорости
Could bear to a dangerous intermediate zone Могли в опасную промежуточную зону внести,
Where Death walks wearing a robe of deathless Life. Где Смерть гуляет, нося платье Жизни бессмертной.
Or they enter the valley of the wandering Gleam Либо они вступают в долину блуждающего Отблеска,
Whence, captives or victims of the specious Ray, Откуда, пленники или жертвы Луча благовидного,
Souls trapped in that region never can escape. Души, в тот регион пойманные, никогда не смогут сбежать.
Agents, not masters, they serve Life's desires Посредники, не господа, они служат желаниями Жизни,
Toiling for ever in the snare of Time. В ловушке Времени все время трудясь.
Their bodies born out of some Nihil's womb Их тела, рожденные из лона некоего Нуля,
Ensnare the spirit in the moment's dreams, Ловят дух в мимолетные грезы,
Then perish vomiting the immortal soul Затем гибнут, извергая бессмертную душу
Out of Matter's belly into the sink of Nought. Из живота Материи в сточную трубу Ничего.
Yet some uncaught, unslain, can warily pass Однако немногие непойманные, неубитые, могут пройти осторожно,
Carrying Truth's image in the sheltered heart, Неся образ Истины в сердцах, ее приютивших,
Pluck Knowledge out of error's screening grip, Вырвать Знание из загораживающей хватки ошибки,
Break paths through the blind walls of little self, Сквозь глухие стены маленького себя проходы пробить,
Then travel on to reach a greater life. Затем путешествовать, чтобы достичь жизни более великой.
All this streamed past her and seemed to her vision's sight Все это текло мимо нее, и ей казалось,
As if around a high and voiceless isle Будто вокруг высокого и безмолвного острова
A clamour of waters from far unknown hills Шум вод с далеких неведомых гор
Swallowed its narrow banks in crowding waves Поглотил его узкие берега в толпящихся волнах
And made a hungry world of white wild foam: И создал голодный мир белой бешенной пены:
Hastening, a dragon with a million feet, Спешащий, миллиононогий дракон,
Its foam and cry a drunken giant's din, В пене и крике, великана пьяного шум оглушительный,
Tossing a mane of Darkness into God's sky, Вскидывая гриву Тьмы в небо Бога,
It ebbed receding into a distant roar. Он кружил, отступая в удалявшемся реве;
Then smiled again a large and tranquil air: Затем просторный и спокойный воздух опять улыбался:
Blue heaven, green earth, partners of Beauty's reign, Синее небо, зеленая земля, партнеры царства Прекрасного,
Lived as of old, companions in happiness; Жили как встарь, товарищи в счастье;
And in the world's heart laughed the joy of life. И в сердце мира радость жизни смеялась.
All now was still, the soil shone dry and pure. Все утихло сейчас, почва блестела сухая и чистая.
Through it all she moved not, plunged not in the vain waves. Через все это она не двигалась, не ныряла в тщетные волны.
Out of the vastness of the silent self Из обширности молчаливой себя
Life's clamour fled; her spirit was mute and free. Шум Жизни исчез; ее дух был нем и свободен.
Then journeying forward through the self's wide hush Затем, идя вперед через широкое молчание себя,
She came into a brilliant ordered Space. Она вошла в упорядоченное Пространство блестящее.
There Life dwelt parked in an armed tranquillity; Там Жизнь пребывала в могучем спокойствии;
A chain was on her strong insurgent heart. Цепь была на ее сильном сердце бунтарском.
Tamed to the modesty of a measured pace, Смиренная, приученная к скромности шага отмеренного,
She kept no more her vehement stride and rush; Она не хранила более свой неистовый бег и напор;
She had lost the careless majesty of her muse Она утратила беззаботную величественность своих размышлений
And the ample grandeur of her regal force; И обильную грандиозность своей царственной силы;
Curbed were her mighty pomps, her splendid waste, Обуздана была ее могучая пышность, роскошное ее расточительство,
Sobered the revels of her bacchant play, Протрезвели пирующие ее игры вакхической,
Cut down were her squanderings in desire's bazaar, Урезаны растратчики на базаре желаний,
Coerced her despot will, her fancy's dance, Принужден деспотической волей ее фантазии танец,
A cold stolidity bound the riot of sense. Холодная флегматичность разгул чувства связала.
ш
A royalty without freedom was her lot; Царствие без свободы была ее участь;
The sovereign throned obeyed her ministers: Ее министрам подчинялся суверен на престоле:
Her servants mind and sense governed her house: Ее домом повелевали слуги, разум и чувство,
Her spirit's bounds they cast in rigid lines Ее духа границы они очертили жесткими линиями
And guarding with a phalanx of armoured rules И охраняли фалангою бронированных правил
The reason's balanced reign, kept order and peace. Взвешенное царствие разума, хранили порядок и мир.
Her will lived closed in adamant walls of law, Ее воля жила, в твердокаменных стенах закона закрытая,
Coerced was her force by chains that feigned to adorn, Ее сила была скована цепью, что притворялась украшением,
Imagination was prisoned in a fort, Воображение было в тюрьму форта посажено,
Her wanton and licentious favourite; Ее фаворит, распутный и ветреный;
Reality's poise and reason's symmetry Равновесие реальности и резона симметрия
Were set in its place sentinelled by marshalled facts, Восседали на его месте под охраной построенных фактов,
They gave to the soul for throne a bench of Law, Они давали душе скамью Закона для трона,
For kingdom a small world of rule and line: Для царства - маленький мир правил и линий:
The ages' wisdom, shrivelled to scholiast lines, Мудрость эпох, сжатая до строк схолиаста,
Shrank patterned into a copy-book device. Сморщилась, перенесенная в схему тетрадочную.
The Spirit's almighty freedom was not here: Всемогущей свободы Духа не было здесь:
A schoolman mind had captured life's large space, Схоластический разум захватил пространства обширные жизни,
But chose to live in bare and paltry rooms Но предпочел жить в убогих, голых комнатах,
Parked off from the too vast dangerous universe, Отгороженных от слишком просторной опасной вселенной,
Fearing to lose its soul in the infinite. Боясь свою душу потерять в бесконечности.
Even the Idea's ample sweep was cut Даже Идеи широкий простор был разрезан
Into a system, chained to fixed pillars of thought В систему, к прочным колоннам мыслей прикованную
Or rivetted to Matter's solid ground: Или прибитую к твердой почве Материи:
Or else the soul was lost in its own heights: Или даже душа была потеряна в ее собственных высях:
Obeying the Ideal's high-browed law Идеала высоколобому закону послушная
Thought based a throne on unsubstantial air Мысль поставила трон на невещественном воздухе,
Disdaining earth's flat triviality: Пренебрегая тривиальностью равнинной земли:
It barred reality out to live in its dreams. Она не впускала реальность жить в свои грезы.
Or all stepped into a systemed universe: Либо все в систематизированную вселенную шагало:
Life's empire was a managed continent, Империя жизни укрощенным была континентом;
Its thoughts an army ranked and disciplined; Ее мысли - построенная и дисциплинированная армия;
Uniformed they kept the logic of their fixed place Одетые в униформу, они сохраняли логику своего места фиксированного
At the bidding of the trained centurion mind. По приказу вымуштрованного центуриона-ума.
Or each stepped into its station like a star Либо каждая заступала на пост свой, подобно звезде,
Or marched through fixed and constellated heavens Или маршировала через фиксированное с постоянными созвездиями небо,
Or kept its feudal rank among its peers Или свой феодальный ранг среди своей ровни хранила
In the sky's unchanging cosmic hierarchy. В не меняющейся космической иерархии неба.
Or like a high-bred maiden with chaste eyes Либо, как высокородная дева с целомудренным взглядом,
Forbidden to walk unveiled the public ways, Которой запрещено гулять неприкрыто на людях,
She must in close secluded chambers move, Она должна...
Продолжение на следующей странцие...
