тали,
Cast up from formlessness to seek a form, Брошенные вверх из бесформенности найти форму,
Spoke not the body's need nor voiced life's call. Они не говорили о нужде тела, жизни зов не озвучивали.
These seemed not born nor made in human Time: Они казались нерожденными, не созданными в человеческом Времени,
Children of cosmic Nature from a far world, Дети космической Природы из далекого мира,
Idea's shapes in complete armour of words Формы Идеи в броне полной слов
Posted like travellers in an alien space. Спешили, как в чужих краях путешественники.
Out of some far expanse they seemed to come Из какого-то далекого пространства они, казалось, приходят,
As if carried on vast wings like large white sails, Словно несомые на крыльях широких, подобных белым, большим парусам,
And with easy access reached the inner ear Они входили с легкостью, внутреннего уха достигнув,
As though they used a natural privileged right Будто пользовались естественным, привилегированным правом
To the high royal entries of the soul. В высоких царских воротах души.
As yet their path lay deep-concealed in light. Их путь пока что лежал глубоко скрытый в свете.
Then looking to know whence the intruders came Затем, глядя, чтобы узнать, откуда приходят незваные гости,
She saw a spiritual immensity Она смотрела на необъятность духовную,
Pervading and encompassing the world-space Пронизывающую и окружающую мировое пространство,
As ether our transparent tangible air, Как эфир - наш ясный осязаемый воздух,
And through it sailing tranquilly a thought. И на мысль, в ней плывущую спокойно под парусом.
As smoothly glides a ship nearing its port, Как корабль гладко скользит, приближаясь к своему порту,
Ignorant of embargo and blockade, Не зная об эмбарго и о блокаде,
Confident of entrance and the visa's seal, Уверенный в праве на вход, в печати визы,
It came to the silent city of the brain Она в безмолвствующий город мозга вплывала
Towards its accustomed and expectant quay, К своей привычной, ожидаемой пристани,
But met a barring will, a blow of Force Но встречала препятствующую волю, дуновение Силы
And sank vanishing in the immensity. И тонула, пропав в необъятности.
After a long vacant pause another appeared После долгой, незаполненной паузы появлялась другая,
And others one by one suddenly emerged, И одна за другой они внезапно всплывали,
Mind's unexpected visitors from the Unseen Нежданные визитеры ума, из Незримого,
Like far-off sails upon a lonely sea. Как далекие паруса на море пустынном.
But soon that commerce failed, none reached mind's coast. Но вскоре ослабла эта коммерция, никто не достигал берега разума.
Then all grew still, nothing moved any more: Затем все стало тихо, ничто не двигалось больше:
Immobile, self-rapt, timeless, solitary Неподвижный, самоувлеченный, безвременный, уединенный,
A silent spirit pervaded silent Space. Безмолвный дух пронизывал Пространство безмолвное.
In that absolute stillness bare and formidable В той абсолютной тиши, нагой и грозной,
There was glimpsed an all-negating Void Supreme Всеотрицающая Пустота промелькнула Верховная,
That claimed its mystic Nihil's sovereign right Что требовала своего мистического Ничто суверенного права
To cancel Nature and deny the soul. Вычеркнуть Природу и отменить душу.
Even the nude sense of self grew pale and thin: Даже нагое ощущение себя стало бледным и тонким:
Impersonal, signless, featureless, void of forms Имперсональное, без особенностей, признаков, форм,
A blank pure consciousness had replaced the mind. Незаполненное чистое сознание разум сменило.
Her spirit seemed the substance of a name, Ее дух казался субстанцией имени,
The world a pictured symbol drawn on self, Мир - нарисованным символом, надетым на самость,
A dream of images, a dream of sounds Греза образов, греза звуков
Built up the semblance of a universe Подобие вселенной выстраивала
Or lent to spirit the appearance of a world. Или сообщала духу видимость мира30.
This was self-seeing; in that intolerant hush Это было самовидением; в том нетерпимом молчании
No notion and no concept could take shape, Ни представление, ни понятие не могли принять форму,
There was no sense to frame the figure of things, Там не было чувства, чтобы вставить в каркас фигуру вещей,
A sheer self-sight was there, no thought arose. Там было тонкое самозрение, но не мысль, что вставала бы.
Emotion slept deep down in the still heart Эмоции глубоко внизу спали в сердце безмолвном
Or lay buried in a cemetery of peace: Или лежали, похороненные на мирном кладбище:
All feelings seemed quiescent, calm or dead, Все чувства казались неподвижными, тихими или умершими,
As if the heart-strings rent could work no more Словно сердца струны протертые больше служить не могли,
And joy and grief could never rise again. Словно радость и горе никогда больше подняться не смогут.
The heart beat on with an unconscious rhythm Сердце продолжало стучать с бессознательным ритмом,
But no response came from it and no cry. Но не шло из него ни ответа, ни крика.
Vain was the provocation of events; Тщетны провокации были событий;
Nothing within answered an outside touch, Ничего внутри не отвечало касанию внешнему,
No nerve was stirred and no reaction rose. Не возбуждался ни один нерв, реакции не было.
Yet still her body saw and moved and spoke; Но еще ее тело двигалось, говорило и видело;
It understood without the aid of thought, Оно понимало без помощи мысли,
It said whatever needed to be said, Оно говорило то, что было нужно сказать,
It did whatever needed to be done. Оно делало то, что быть должно было сделано.
There was no person there behind the act, За действием не было личности,
No mind that chose or passed the fitting word: Не было разума, что выбирал или пропускал подходящее слово:
All wrought like an unerring apt machine. Все работало, как безошибочная машина способная.
As if continuing old habitual turns, Словно продолжая старые обороты привычные,
And pushed by an old unexhausted force И принуждаемое старой неисчерпавшейся силой,
The engine did the work for which it was made: Устройство выполняло работу, для которой оно было создано:
Her consciousness looked on and took no part; Ее сознание смотрело и не принимало участия;
All it upheld, in nothing had a share. Все поддерживало, ни в чем не участвовало.
There was no strong initiator will; Там не было могучей инициирующей воли;
An incoherence crossing a firm void Бессвязность, пустоту пересекая стабильную,
Slipped into an order of related chance. Скользила в порядок связного случая.
A pure perception was the only power Чистое восприятие было единственной силой,
That stood behind her action and her sight. Что стояла позади ее действий и зрения.
If that retired, all objects would be extinct, Если бы ушло и оно, все объекты стали б инстинктами,
Her private universe would cease to be, Ее личная вселенная существовать перестала бы,
The house she had built with bricks of thought and sense Дом, который она построила из кирпичей мысли и чувства
In the beginning after the birth of Space. В начале после рождения Пространства.
This seeing was identical with the seen; Это зрение было идентично со зрелищем;
It knew without knowledge all that could be known, Оно знало без знания все, что быть могло знаемо,
It saw impartially the world go by, Оно на мир проходящий беспристрастно смотрело,
But in the same supine unmoving glance Но в том же безразличном не волнующемся взгляде
Saw too its abysmal unreality. Видело также его нереальность бездонную.
It watched the figure of the cosmic game, Фигуры космической игры оно наблюдало,
But the thought and inner life in forms seemed dead, Но мысль и внутренняя жизнь в формах, казалось, умерли,
Abolished by her own collapse of thought: Отмененные ее собственным разрушением мысли:
A hollow physical shell persisted still. Пустая физическая скорлупа существовала еще.
All seemed a brilliant shadow of itself, Все казалось самого себя тенью блестящей,
A cosmic film of scenes and images: Сцен и образов космическим фильмом:
The enduring mass and outline of the hills Длящаяся масса и очертание холмов
Was a design sketched on a silent mind Были узором, в уме молчащем набросанным,
And held to a tremulous false solidity И хранили дрожащую фальшивую твердость
By constant beats of visionary sight. Постоянными ударами зрения призрачного.
The forest with its emerald multitudes Лес, с его изумрудным обилием,
Clothed with its show of hues vague empty Space, Одел своим видом оттенков неясное пустое Пространство,
A painting's colours hiding a surface void Краски живописи пустоту скрывали поверхностную,
That flickered upon dissolution's edge; Что мерцала на краю растворения;
The blue heavens, an illusion of the eyes, Небеса голубые, иллюзия глаз,
Roofed in the mind's illusion of a world. Накрывали разума иллюзию мира.
The men who walked beneath an unreal sky Люди, что под нереальным небом гуляли,
Seemed mobile puppets out of cardboard cut Подвижными марионетками из картона казались,
And pushed by unseen hands across the soil Толкаемыми по земле руками незримыми,
Or moving pictures upon Fancy's film: Или движущимися картинками в фильме Фантазии:
There was no soul within, no power of life. Души внутри не было, ни силы жизни.
The brain's vibrations that appear like thought, Вибрации мозга, что предстают словно мысль,
The nerve's brief answer to each contact's knock, Нервов быстрый ответ на стук всех контактов,
The heart's quiverings felt as joy and grief and love Трепетания сердца, ощущаемые как любовь, как радость и горе,
Were twitchings of the body, their seeming self, Были судорогой тела, их мнимой самостью,
That body forged from atoms and from gas Которую тело выковало из газа и атомов,
A manufactured lie of Maya's make, Производства Майи ложь сфабрикованная,
Its life a dream seen by the sleeping Void. Его жизнь - сон, Пустотой спящей видимый.
The animals lone or trooping through the glades Животные одинокие или стада на полянах
Fled like a passing vision of beauty and grace Бежали, как мимолетные видения красоты и грации,
Imagined by some all-creating Eye. Выдуманные неким всесозидающим Глазом.
Yet something was there behind the fading scene; Но что-то там было, за блекнущей сценой;
Wherever she turned, at whatsoever she looked, Куда бы не повернула она, на что бы она не взглянула,
It was perceived, yet hid from mind and sight. То постигалось, но притом было от разума и от зрения скрыто.
The One only real shut itself from Space Единственно реальное Одно закрывало себя от Пространства
And stood aloof from the idea of Time. И стояло в стороне от идеи о Времени.
Its truth escaped from shape and line and hue. Его истина избегала оттенка, линии, формы.
All else grew unsubstantial, self-annulled, Все остальное становилось несубстанциональным, самоаннулированным,
This only everlasting seemed and true, Лишь То казалось всегда длящимся, истинным,
Yet nowhere dwelt, it was outside the hours. Но при этом нигде не жило, оно было вовне времени.
This only could justify the labour of sight, Лишь оно могло оправдать зрения труд,
But sight could not define for it a form; Но зрение не могло для него подобрать форму;
This only could appease the unsatisfied ear Оно лишь могло утолить неудовлетворенное ухо,
But hearing listened in vain for a missing sound; Но слух внимал тщетно звук ускользающий;
This answered not the sense, called not to Mind. Оно не отвечало чувству, не звало к Разуму.
It met her as the uncaught inaudible Voice Оно встречало ее как неуловимый, неслышимый Голос,
That speaks for ever from the Unknowable. Что говорит из Непостижимого вечно.
It met her like an omnipresent point Оно встречало ее как вездесущая точка,
Pure of dimensions, unfixed, invisible, Свободная от измерений, нефиксированная, невидимая,
The single oneness of its multiplied beat Одно единство его удара умноженного,
Accentuating its sole eternity. Подчеркивающего его...
Продолжение на следующей странцие...
