ние их одинокого размышления внезапное.
This bright perfection of her inner state Это светлое совершенство ее состояния внутреннего
Poured overflowing into her outward scene, Переливалось через край в ее внешнюю сцену,
Made beautiful dull common natural things Делало прекрасными естественные, обыденные, скучные вещи
And action wonderful and time divine. И действия - чудесными, и время - божественным.
Even the smallest meanest work became Даже мельчайшая и самая грязная работа стала
A sweet or glad and glorious sacrament, Довольством и сладостью, великолепным таинством,
An offering to the self of the great world Подношением, предложенным самости великого мира
Or a service to the One in each and all. Или службой Одному в каждом и всем.
A light invaded all from her being's light; Все наводнял свет из света ее существа;
Her heart-beats' dance communicated bliss: Танец ударов ее сердца сообщал блаженство:
Happiness grew happier, shared with her, by her touch Счастье других росло, разделенное с нею, ее прикасанием,
And grief some solace found when she drew near. И находило какое-то утешение горе, когда она была близко.
Above the cherished head of Satyavan Над возлюбленной головой Сатьявана
She saw not now Fate's dark and lethal orb; Она не видела ныне темной, летальной орбиты Судьбы;
A golden circle round a mystic sun Золотое кольцо вокруг солнца мистического
Disclosed to her new-born predicting sight Раскрывало ее новорожденному предсказующему зрению
The cyclic rondure of a sovereign life. Суверенной жизни циклический круг.
In her visions and deep-etched veridical dreams, В ее видениях и глубоко вырезанных грезах правдивых,
In brief shiftings of the future's heavy screen, В кратких, зыбучих песках тяжелой завесы грядущего,
He lay not by a dolorous decree Он не лежал по декрету печальному
A victim in the dismal antre of death Жертвой в мрачной пещере смерти
Or borne to blissful regions far from her И ни уносило его в блаженные регионы далеко от нее,
Forgetting the sweetness of earth's warm delight, Сладость теплого восторга земли позабывшего,
Forgetting the passionate oneness of love's clasp, Забывшего страстное единство любовных объятий,
Absolved in the self-rapt immortal's bliss. Освобожденного в самопоглощенном блаженстве бессмертия.
Always he was with her, a living soul С ней все время он был, живая душа,
That met her eyes with close enamoured eyes, Что встречала ее глаза близкими глазами влюбленными,
A living body near to her body's joy. Живое тело, близко к радости ее тела.
But now no longer in these great wild woods Но уже не в этих великих диких лесах
In kinship with the days of bird and beast В родстве с днями птицы и зверя
And levelled to the bareness of earth's brown breast, На уровне коричневой груди земли неприкрашенной,
But mid the thinking high-built lives of men А среди мыслящих, высоко возведенных жизней людей,
In tapestried chambers and on crystal floors, В задрапированных палатах, на кристальных полах,
In armoured town or gardened pleasure-walks, В укрепленных башнях или охраняемых приятных прогулках,
Even in distance closer than her thoughts, На расстоянии еще более близком, чем ее мысли,
Body to body near, soul near to soul, Тело близко к телу, душа близко к душе,
Moving as if by a common breath and will Двигаясь словно общим дыханием и волей,
They were tied in the single circling of their days Они были связаны в едином вращении их дней
Together by love's unseen atmosphere, Вместе любви атмосферой невидимой,
Inseparable like the earth and sky. Неразлучные, как небо с землею.
Thus for a while she trod the Golden Path; Так, какое-то время она шла по Тропе Золотой;
This was the sun before abysmal Night. Это было солнце перед Ночью бездонной.
Once as she sat in deep felicitous muse, Однажды, когда она сидела в глубоком счастливом раздумье,
Still quivering from her lover's strong embrace, Еще дрожа от крепких объятий возлюбленного,
And made her joy a bridge twixt earth and heaven, И делала свою радость мостом между землею и небом,
An abyss yawned suddenly beneath her heart. Под ее сердцем зазияла внезапно пучина.
A vast and nameless fear dragged at her nerves Широкий и безымянный страх толкнул ее нервы,
As drags a wild beast its half-slaughtered prey; Как дикий зверь тащит свою полуубитую жертву;
It seemed to have no den from which it sprang: Казалось, у него нет берлоги, из которой он прыгнул:
It was not hers, but hid its unseen cause. Он был не ее, его причина незримая скрыта.
Then rushing came its vast and fearful Fount. Затем, нахлынув, пришел его обширный и ужасный Источник.
A formless Dread with shapeless endless wings Бесформенный Страх с бесформенными бесконечными крыльями,
Filling the universe with its dangerous breath, Наполнявший вселенную своим опасным дыханием,
A denser darkness than the Night could bear, Тьма более густая, чем принести может Ночь,
Enveloped the heavens and possessed the earth. Окутала небо и овладела землею.
A rolling surge of silent death, it came Катящейся волной немой смерти пришел он,
Curving round the far edge of the quaking globe; Огибая кругом далекие края трясущегося шара земного,
Effacing heaven with its enormous stride Стирая небо своим шагом огромным,
It willed to expunge the choked and anguished air Он желал вычеркнуть задушенный и замученный воздух
And end the fable of the joy of life. И кончить сказку радости жизни.
It seemed her very being to forbid, Он, казалось, само ее существо запрещает,
Abolishing all by which her nature lived, Отменяя все, чем ее природа жила,
And laboured to blot out her body and soul, Он старался стереть ее тело и душу,
A clutch of some half-seen Invisible, Какого-то полувидимого Незримого хватка,
An ocean of terror and of sovereign might, Океан суверенной мощи и ужаса,
A person and a black infinity. Персона и черная бесконечность.
It seemed to cry to her without thought or word Он, казалось, кричал ей без слов и без мысли
The message of its dark eternity Послание своей черной вечности
And the awful meaning of its silences: И своих безмолвий значение жуткое:
Out of some sullen monstrous vast arisen, Из какой-то угрюмой, чудовищной шири восставший,
Out of an abysmal deep of grief and fear Из пучинной глубины горя и страха,
Imagined by some blind regardless self, Выдуманный какой-то слепой невзирающей самостью,
A consciousness of being without its joy, Сознание существа без его радости,
Empty of thought, incapable of bliss, Лишенное мысли, не способное к блаженству,
That felt life blank and nowhere found a soul, Что жизнь ощущало пустой и не находило нигде душу,
A voice to the dumb anguish of the heart Голос, обращенный к немой муке сердца,
Conveyed a stark sense of unspoken words; Сообщал полностью смысл несказанных слов;
In her own depths she heard the unuttered thought В своих собственных глубинах она мысль непроизнесенную слышала,
That made unreal the world and all life meant. Что делала нереальным мир и весь смысл жизни:
"Who art thou who claimst thy crown of separate birth, "Кто ты, что требуешь венца рождения отдельного,
The illusion of thy soul's reality Иллюзии твоей души реальности,
And personal godhead on an ignorant globe И персонального божества на земном шаре невежественном
In the animal body of imperfect man? В несовершенного человека теле животном?
Hope not to be happy in a world of pain Не надейся быть в мире боли счастливой,
And dream not, listening to the unspoken Word Не мечтай, слушая несказанное Слово
And dazzled by the inexpressible Ray, И ослепленная невыразимым Лучом,
Transcending the mute Superconscient's realm, Превзойдя безмолвного Суперсознания царство,
To give a body to the Unknowable, Дать Непостижимому тело
Or for a sanction to thy heart's delight Или для санкции восторгу твоего сердца
To burden with bliss the silent still Supreme Обременить блаженством безмолвного молчаливого Всевышнего,
Profaning its bare and formless sanctity, Оскверняя его нагую святость бесформенную,
Or call into thy chamber the Divine Или в свою палату звать Божество
And sit with God tasting a human joy. И сидеть с Богом, человеческую радость вкушая.
I have created all, all I devour; Я создал все, все я пожираю;
I am Death and the dark terrible Mother of life, Я есть Смерть и жизни темная, ужасная Мать,
I am Kali black and naked in the world, Я - Кали, нагая и черная, в мире,
I am Maya and the universe is my cheat. Я - Майя, и вселенная есть мой обман.
I lay waste human happiness with my breath Я человеческое счастье своим опустошаю дыханием
And slay the will to live, the joy to be И убиваю волю жить, радость быть,
That all may pass back into nothingness Чтобы все могло пройти назад, в небытие,
And only abide the eternal and absolute. И лишь один остаюсь, абсолютный и вечный.
For only the blank Eternal can be true. Ибо лишь пустой Вечный может быть истинен,
All else is shadow and flash in Mind's bright glass, Все остальное - это вспышка и тень в стекле светлом Разума,
Mind, hollow mirror in which Ignorance sees Разум - пустое зеркало, в котором Неведение видит
A splendid figure of its own false self Великолепную фигуру своей собственной фальшивой самости
And dreams it sees a glorious solid world. И как великолепный и прочный мир видит грезы.
O soul, inventor of man's thoughts and hopes, О душа, изобретатель мыслей и надежд человека,
Thyself the invention of the moments' stream, Ты сама - изобретение потока мгновений,
Illusion's centre or subtle apex point, Центр иллюзии или тонкая точка вершины,
At last know thyself, from vain existence cease." Себя узнай, наконец, и существование тщетное кончи".
A shadow of the negating Absolute, Тень отрицающего Абсолюта,
The intolerant Darkness travelled surging past Нетерпимая Тьма путешествовала, вздымаясь, проходя мимо,
And ebbed in her the formidable Voice. И слабел в ней тот грозный Голос.
It left behind her inner world laid waste: Позади он оставил ее внутренний мир пустыней лежащей,
A barren silence weighed upon her heart, Бесплодная тишина на ее сердце нависла,
Her kingdom of delight was there no more; Ее царства восторга там не было больше;
Only her soul remained, its emptied stage, Лишь ее душа оставалась, опустевшая сцена,
Awaiting the unknown eternal Will. Вечной Воли ожидая неведомой.
Then from the heights a greater Voice came down, Затем с высот более великий Голос пришел вниз,
The Word that touches the heart and finds the soul, Слово, что коснулось сердца и нашло душу,
The voice of Light after the voice of Night: Голос Света после голоса Ночи:
The cry of the Abyss drew Heaven's reply, Крик Пучины вызвал Неба ответ,
A might of storm chased by the might of the Sun. Мощь шторма, преследуемая могуществом Солнца:
"O soul, bare not thy kingdom to the foe; "О Душа, не обнажай своего царства врагу,
Consent to hide thy royalty of bliss Согласись свою царскую привилегию блаженства спрятать,
Lest Time and Fate find out its avenues Пусть Судьба и Время свои пути обнаружат
And beat with thunderous knock upon thy gates. И в твои ворота громовым стуком ударят.
Hide whilst thou canst thy treasure of separate self Спрячь, пока можешь, свое сокровище отдельной себя
Behind the luminous rampart of thy depths За твоих глубин светлым валом,
Till of a vaster empire it grows part. Пока более обширной империи она частью не станет.
But not for self alone the Self is won: Однако не для себя одной Сам завоеван:
Content abide not with one conquered realm; Не довольствуйся одним завоеванным царством;
Adventure all to make the whole world thine, Приключение - сделать все целым миром твоим,
To break into greater kingdoms turn thy force. Прорваться в более великие царства поверни свою силу.
Fear not to be nothing that thou mayst be all; Не бойся быть ничем, ибо ты можешь быть всем;
Assent to the emptiness of the Supreme Согласись на пустоту Всевышнего,
That all in thee may reach its absolute. Ибо все в тебе может достичь своего абсо...
Продолжение на следующей странцие...
